Первая жертва

— Нет, все произошло ночью, и о случившемся знали всего несколько человек из медперсонала. Они все военные врачи, подчиняются военному праву, и им было приказано молчать.

— Вы говорите, этот Маккрун был другом Хопкинса?

— Скорее товарищем.

— В смысле, политическим другом?

— Да, Маккрун был его политическим товарищем. Они оба были ярыми социалистами, а точнее — большевиками.

— Ну, такой человек мог с легкостью придумать историю о таинственном офицере — чтобы помочь товарищу и запутать власти.

— Вы правы, но другой свидетель гораздо более надежный. Из медперсонала.

— Мужчина или женщина?

— Девушка. Уравновешенная девушка, всего двадцать два года, но за плечами уже больше года службы. Причем в самой гуще событий, так близко к фронту, как только позволяется девушкам, а в наши дни это означает — совсем рядом.

— Вам это рассказала полиция?

— Нет, мы сами провели краткое расследование. Шеннон ездил туда, разговаривал с ней. Мы хотели предоставить вам максимальное количество информации в самые сжатые сроки.

— Вы говорите, что у Хопкинса был мотив убить Аберкромби?

— Ну, помимо того, что он большевик, а Аберкромби — аристократ, за несколько дней до убийства Хопкинс подвергся полевому наказанию номер один за неподчинение приказу в бане.

— Полевое наказание номер один?

— В высшей степени неприятная штука, когда провинившегося привязывают к лафету. Аберкромби должен был проследить за исполнением наказания.

— Понятно.

— Конечно, мотив Хопкинса дает военным все основания отправить его прямиком на виселицу. Думаю, вам известно, что положение на фронте отчаянное; никто не знает, пойдет ли британская армия по стопам французской или, еще хуже, русской армии. В Генштабе сильно нервничают. Для них чем меньше в окопах большевиков вроде Хопкинса, тем лучше.

— Вы хотите сказать, люди поверят, будто военные могут казнить невиновного для того, чтобы избавиться от ярого революционера?

— Можете не сомневаться, люди поверят во все, что угодно.Как насчет «Ангелов-хранителей Монса»? Люди безгранично суеверны и заговор готовы увидеть во всем. Особенноесли для этого есть основания, а в нашем случае они есть. Множество людей знали, что Аберкромби находится в ЦЕНДе, и многие, и офицеры, и рядовые, сейчас удивляются, как это контуженый мог погибнуть в битве. Слухи разлетятся повсюду, и не успеешь глазом моргнуть, как правда навсегда канет во тьму — что, возможно, только к лучшему, — но сейчас среди военных ползут слухи, что Аберкромби убили, и убил его другой офицер. Они считают, что «сливки общества» знают правду, но помалкивают; гораздо проще и удобнее повязать страдающего от контузии большевика из соседней комнаты.

— Я так понимаю, что измотанным войной солдатам такая версия может понравиться.

— Да уж. К счастью, пока что эти мысли бродят только у солдат на фронте. Мы контролируем прессу, и общественность в основном полагает, что Аберкромби пал смертью храбрых. Они слыхом не слыхивали о Хопкинсе. Но если мы пристрелим невиновного и правда об этом когда-нибудь всплывет наружу, один Бог знает, что может случиться. Не забывайте, Хопкинс был шахтером. Вы хоть представляете себе, что случится с нашей армией, если профсоюз шахтеров вдруг забастует? У нас ведь практически весь флот на угле.

— Уж не думаете ли вы, что они устроят забастовку?

Камминг собирался ответить, но тут за дверью раздался голос. Громкий и властный голос с сильным уэльским акцентом.

33 В компании знаменитости

— О-о, я не думаю, что они это сделают. Я, черт возьми, надеюсь, что этого не будет! Понимаете?

Кингсли обернулся и чуть со стула не упал от удивления. Ему еще повезло, что он не разлил чай. В комнату вошел самый узнаваемый человек в Британии, после покойного лорда Китченера и самого короля. Человек, который царил в палате общин более десяти лет, сначала в качестве министра торговли, затем как канцлер казначейства, министр военного обеспечения и, наконец, после того как карьера Асквита рухнула — как пала армия Китченера на Сомме, в качестве премьер-министра. Дэвид Ллойд Джордж был самым известным британским политиком со времен Гладстона. «Ллойд Джордж знавал моего отца, — часто пели солдаты, — отец знавал Ллойда Джорджа». Или «лорда» Джорджа, как начали называть его старики и бедные люди, когда он представил свой знаменитый «народный» бюджет и предложил ввести государственные пенсии и социальное страхование. Шепотом его называли еще и не так, ведь все знали, что знаменитая энергия Ллойда Джорджа не ограничивалась политикой; он был самым неисправимым высокопоставленным бабником со времен Генриха VIII.