Первая жертва

— Возьми, попробуй. Смесь виргинского и турецкого табака с небольшой добавкой препарата для поднятия настроения «Кайф-32». Не вызывает никаких галлюцинаций, а лишь придает ощущение бодрости.

Хэрольд взял сигарету, прикурил, затянулся и тут же закашлялся. Потом затянулся еще раз, не очень глубоко. У дыма был странный пряный привкус, сначала не особенно приятный, но Хэрольд быстро к нему привык.

— Можно и не пускать дым в легкие, — сказал Альбани. — Можешь даже и не вдыхать его. Активные частички попадают в кровяной поток через слизистую оболочку рта. Продукт абсолютно безвредный, не вызывает привыкания и, разумеется, официально разрешен для продажи. Впрочем, ты интересовался, как обстояли дела в старые добрые времена. Еще двадцать лет тому назад Охота считалась почти что религиозным ритуалом. Каждый глава семейства хоть раз в году должен был принять в ней участие. Люди нанимали целые семьи Наводчиков в те времена, когда деньги можно было заработать немного легче, чем сейчас. Те Наводчики были собственной командой каждого Охотника, становясь для него нечто большим, чем просто толпа служащих. Они были почти что членами его семьи, хотя ему и приходилось им платить. Это немного напоминает обычай, имевший место среди знатных семей эпохи Возрождения, когда каждый состоятельный человек имел свой собственный почетный караул.

— Здорово, — отметил Хэрольд.

Альбани кивнул, а в его блестящих карих глазах засветилась грусть.

— Тогда у опытного Наводчика было больше работы, чем он мог справиться. Иногда он так много получал от своих клиентов, что и сам становился Охотником.

— Разве это так дорого? — удивился Хэрольд. — Я думал, для этого надо лишь иметь оружие.

— Дорого обходится не сама Охота. Главное, не относиться к ней настолько серьезно, чтобы забыть обо всем остальном. Для большинства Охотников выступать лишь в этой роли добровольно трудно. Необходимость работать где-то еще уменьшает время, отведенное на Убийство, заставляет жить по жесткому графику, человек срывается, попадает в ловушки и засады. И все из-за того, что надо работать! Мы в Охотничьем Мире не очень-то и любим работать.

— А как же вы живете?

— Каждый год налоговое управление производит расчет, сколько бы получал каждый зарегистрированный Убийца, если бы не уделял все время Охоте, и правительство выплачивает ему определенную сумму. Так называемый отрицательный налог на доход. Почти все его получают. Также выплачивается премия за каждое зарегистрированное Убийство.

— А как же правительство может себе такое позволить? Ведь оно, наверное, поддерживает таки образом половину населения!

— Все рассчитано до мельчайших деталей. Охота — главная приманка для туристов и основная статья доходов. Благодаря ей на Эсмеральду стекаются деньги, поэтому правительство делает все возможное для сохранения фондов поддержки Охотников и Наводчиков. К сожалению, это всего лишь капля в море, я по себе знаю.

— Правда? — удивился Хэрольд. — А вид у вас — как у преуспевающего человека.

— Надо же марку держать. А сейчас я сижу на мели. Почти все деньги потратил на развлечения. К ним привыкаешь быстрее, чем к Убийству. Я поклоняюсь самому сильному из пороков — карточной игре.

— А разве вы не можете бросить играть?

— Наверное нет. Во всем мире нет таких правил игры, как на Эсмеральде. Азартные игры на нашем острое не только разрешены, но иногда и обязательны.

— Правительство заставляет вас играть?

— Большинство из нас заставлять не приходится. Тяга к риску в крови каждого эсмеральдца.

— А что происходит с теми, кто проигрывает?

— Если они проигрывают слишком много, их ждет банкротство.

— А потом?

— Те, кто оказались полными банкротами, занимают места на самой нижней ступеньке социальной лестницы. У них нет денег, им никто не дает в долг, все их имущество переходит в собственность государства, а сами они становятся рабами правительства.

— Рабами? Не может быть! В наше время рабства не существует!

— Разве? — иронично спросил Альбани, поворачиваясь к бармену. Чарлз, расскажи мистеру Эрдману про рабство.

— С удовольствием, — радостно откликнулся тот.

Это был лысый мужчина с огромным животом и плоским как тарелка лицом. Бармен вытер свои здоровенные красные руки об замызганный фартук в синюю и белую клеточку.

— Я расскажу вам все, как оно есть на самом деле. Видите кольцо? — Он протянул Хэрольду ладонь. — Это знак государственно раба.

На вид это было обычное кольцо из какого-то черного блестящего материала — возможно, эбонита — с блестящим камешком.

— Весной исполнится три года, как я стал рабом, — продолжал Чарлз. Пять карточных долгов — вот как я сюда попал. Во время туристского сезона должен работать в этой гостинице. В остальное время проверяю грузы на государственной таможне.

Хэрольд не знал, что и сказать. Как он мог расспрашивать раба, как тот относится к рабству. Было бы понятно, если бы он испытывал стыд. Но у Чарлза и мысли об этом не было. У Альбани тоже.