– Адрес узнать – не проблема. По фамилии, по году рождения. Главное, чтоб живы были.
– Я для своей все сделаю! Все, что она захочет!
Все эти разговоры, возможно, со стороны могли показаться некоей бравадой или формой самозащиты. Но скорее всего, они являлись стержнем, на который можно было опереться, или спасательным островом, на который в случае чего можно приземлиться…
Когда Надежде исполнилось восемнадцать и она покинула детдом, первое, что она сделала, это нашла мать. Душераздирающую сцену встречи она вспоминать не любила. Было и сладостно-горько, и больно одновременно. Больно настолько, что она просто рухнула на колени перед матерью, которая, естественно, ее не узнала и даже думать забыла, что у нее есть дочь.
Выглядела мать ужасно. Худая, седая, измученная алкоголизмом. Она недавно освободилась из мест лишения свободы и вернулась в их старую квартиру, которая каким-то чудом уцелела. Уцелеть-то она уцелела, но являла собой картину жуткую. Кроме топчана, колченогого стула и замызганного стола в ней ничего и не было. Какое-то тряпье бесформенно валялось в углу. Свет не горел, видимо, электричество отключили за неуплату. Про обои, окна и полы говорить было нечего. Межкомнатные двери отсутствовали, входная же была обшарпана и лишена как ручки, так и замка.
Надежда ничего не знала о жизни матери, да, собственно говоря, ей ничего и не нужно было знать. Она просто кинулась ей в ноги с одним единственным возгласом:
– Мамочка! Господи, какое счастье, что я нашла тебя! Ты жива! Какое же счастье!
И обнимала худые грязные ноги в выпуклых венах и целовала прокуренные узловатые пальцы рук… А мать сидела в недоумении на дырявом матрасе, мерно раскачиваясь в такт дочкиным причитаниям, и плакала беззвучными слезами. Слезы бежали по впалым щекам, оставляя следы на немытом лице, и только удивленный шепот срывался с бесцветных губ:
– Дочка… Ну надо же… дочка…
Первые два-три года после детского дома Надежда работала как заведенная. Когда выбирала для себя профессию, серьезно задумалась. Самым хлебным местом ей представлялась столовая. Туда она и устроилась. Сначала посудомойкой, потом помощницей повара. Вечерами бегала в училище. Ей нравилось учиться. Особенно привлекала ее практика. Кулинарные шедевры, которые выходили из-под ее рук, радовали ее несказанно. Она не только осваивала известные рецепты, но потихоньку придумывала что-то свое, искала в журналах описание заморских блюд, пыталась готовить на досуге. Училище закончила с отличием, продолжая работать поваром на том же месте, куда устроилась сразу после детского дома.
Очень ей нравилась ее работа. К тому же еду почти всегда можно было прихватить с собой, накормить мать. Сама питалась на работе. Деньги на продукты она почти не тратила. Все, что зарабатывала, вкладывала в квартиру – кровать новую, белье постельное, кухонную утварь. Не говоря уже о двери и смене сантехники. Обои клеила сама. В помощь позвала подружек по детдому. Те откликнулись с радостью. И обои поклеили, и полы отдраили, и подоконники покрасили. Потихоньку, постепенно Надежда привела дом в более-менее нормальное состояние. По крайней мере, в квартире теперь был порядок, чистота и зачатки пусть мизерного, но уюта. Свежие занавески, настольная лампа с мягким светом, живой цветок на кухонном окне…
Казалось бы, живи и радуйся. И Надя, с истинным энтузиазмом вовлекаясь в нормальную жизнь, не просто радовалась. Она ощущала счастье. Счастье свободной жизни, удовольствие от работы, удовлетворение вновь обретенной связью с матерью… Но мама болела. И не поймешь толком чем. Скорее всего, туберкулез застарелый нелеченый с зоны привезла. Плюс алкогольная зависимость, плюс скудное питание. Это только сейчас дочка ее кормит по-настоящему, старается побаловать чем-то вкусным и изысканным, а всю жизнь-то мать разве питалась нормально? Так… закуска кое-какая. Кусок колбасы, плавленый сырок, шпроты, луковица. Это еда? Ни горячего супа, ни каши на молоке, не говоря уж о котлетах и прочей нормальной пище.
В больницу ложиться мать отказывалась, про таблетки даже слышать не хотела.
– Нет, дочка. Не надо ничего. Пожила и хватит. Не возись со мной…
– Мама! Да что ты такое говоришь? Что значит «не возись»? Да я тебя еще и на курорт свожу! Вон девчонки говорят: к морю тебе полезно! А у подружки моей, у Тоньки Арбузовой, бабушка в Крыму живет. Я тебя к ней на все лето отправлю. Хочешь? В следующем году, мам! Поедешь?
– Дочка! Не надо мне никакого моря… Пива лучше купи!
– Мам! – продолжала мечтать Надежда. – Этим летом не выйдет. Видишь, вся зарплата моя на квартиру уходит. Нам с тобой еще новый холодильник надо купить, телевизор. А на следующий год – обязательно!
– Ладно-ладно! – Мать слабо махала слабой рукой. – За пивом сбегаешь? Или мне самой идти? – Она так тяжело вздыхала при этом, что Надежда покорно шла сама.
Надя пробовала и с другой стороны подойти к проблеме материнского здоровья.
– Мам, если ты оформишь инвалидность, то тебе пенсию положат. Пусть небольшие деньги, а нам они пригодятся.