Первая жена

Майя находилась в таком интересном состоянии, в каком не была, наверное, никогда. Легкое, приподнятое, энергетически наполненное… Она порхала, летала, парила. Она успевала все. И все делала с удовольствием. Учила ли роль, репетировала ли, или ходила на работу, или занималась с детьми – все с радостью, все с искренним желанием и живым интересом. У нее не было времени даже проанализировать свое состояние. А если бы она нашла время, то удивилась бы: «Господи! – сказала бы она. – Как же прекрасно я живу! Как эта жизнь мила моему сердцу! И чего я страдала? Ну да, потеря семьи – это, конечно, испытание! Но именно испытание, а никакая не трагедия!»

Бывало, что иной раз сослуживицы за обедом заводили бабские разговоры, мол, как ты, Майя, без мужика живешь?

Но на их обывательско-примитивное любопытство Майя отвечала всегда одно и то же:

– Отлично живу! – и не вдавалась в подробности.

Она вообще не очень-то любила эти перекусы в подсобке с набившими оскомину пересказываниями сериалов, с глупыми комментариями приказов начальства, с фразами типа:

– А мой вчера такой тепленький домой заявился… Еле-еле его сегодня пинками подняла.

Майя предпочитала обедать в кафешке напротив, и ее ничуть не угнетало обеденное одиночество. Напротив, она всегда с радостью молча проводила время обеда, потому что искренне считала, что уж лучше посидеть в тишине, чем на всякую чепуху тратить свою энергию. И хотя с женщинами из отдела отношения в целом складывались неплохие, Майя старалась избегать разговоров на личную тему и в особую дружбу ни с кем не вступала.

Про театр сотрудницы знали и даже водили своих детей на сказки. Про премьеру тоже были наслышаны. Сказали, что придут, и даже с мужьями.

*

Вечером позвонил сын. Виктор звонил теперь довольно часто, и Майя знала, что непросто дается ему пребывание за границей. А в этот раз он вдруг заявил:

– Мам, я вернуться хочу!

– Сынок! Лично я буду очень рада! А вот папа… Ты сказал ему?

– Мам, ты пойми: сказал – не сказал – это неважно! Не мое это! Меня в Москву тянет, я по своей земле соскучился… Я лес люблю, природу… Я другой! Здесь все нацелены на какие-то крупные финансовые проекты, на карьеру, на достижение результатов, на получение сверхприбыли… А мне это совсем не интересно! Ну что я здесь мучаюсь?

– Вить! Я-то отлично понимаю тебя. Особенно теперь, когда почувствовала жизнь по-другому, когда ощутила, что это такое – жить по сердцу! Я полностью тебя поддерживаю! А вот папа… Что он-то говорит?

– Мам, ты же его знаешь… Что он может сказать? Держись, сынок! Всего полгода осталось! Доучись, там видно будет… Но я не хочу, мам! Не могу! Это же моя жизнь! Это же полгода моей жизни! Почему я должен добровольно мучиться, заставлять себя что-то делать, насиловать свою природу? Скажи мне: во имя чего? Ради отца? Да, я его уважаю, да, я и так подчинился ему. Но теперь понимаю: неправильно это!

Виктор разволновался. Майя чувствовала это сквозь огромные расстояния – и срывающийся голос, и тяжелые вздохи, и интонации разочарования… Она очень понимала своего сына.

– Сынок, возвращайся! Насильно мил не будешь! Это правда. Когда ты прилетаешь?

– У меня вылет через три дня, в пятницу!

– О! Так ты в театр ко мне успеваешь?

– Конечно! – в голосе сына Майя уловила улыбку. – Я же специально подгадал. Ты же говорила мне, помнишь, когда еще только назначили день премьеры? Я для себя это четко отметил. Мне просто не терпится посмотреть тебя на сцене! Моя мама – артистка! – он рассмеялся. – Это круто!

– Как же здорово! Как я тебе рада! Кто тебя встречает?

– Отец встретит. Мы договорились.

– Так у вас все же состоялся разговор? Вы не поссорились?

– Нет. Не поссорились. Хотя он очень недоволен и расстроен. Но я, повторяю, не хочу жить чьей-то чужой жизнью и чужим умом, даже если это ум моего отца. Ладно, приеду, поговорим. Думаю, найдем с ним общий язык.

*

Перед спектаклем Майя нервничала так, как, наверное, никогда в жизни. И ночь плохо спала, и перевозбужденная была целый день. Позвонила режиссеру.

– Волнуешься? – спросил Андрей Григорьевич.

– Не то слово… Такое впечатление, что судьба моя решается.

– А знаешь, все может быть… – многозначительно согласился он.

– Ой, Андрей Григорьевич, миленький, ну подскажите, как успокоиться? – Майя уже почти плакала от переполнявшей ее тревоги и волнения. – Я места себе не нахожу. Что мне делать?

– Как что делать? А ты банкет заказала? Ресторан зарезервировала? – он явно иронизировал, но Майю чувство юмора в тот момент покинуло окончательно, и она ужаснулась:

– Какой банкет? Какой ресторан?

– Ну как же? После премьеры это же обязательно. Так принято…