Первая жена

Возиться с Майей было некому. Покормили, пустили переночевать и посоветовали отправляться восвояси. Она и сама понимала, что не сможет проехать все пострадавшие города, что идея поиска мужа была незрелой и неумной и что нужно возвращаться. Промежуточные итоги поездки были неутешительны: Саню она не нашла и даже направление поиска не было ясно. К тому же чувствовала она себя неважно. И денег на билет назанимала, а теперь вся в долгах, а толку никакого… Кроме того, ей и обратный путь предстоит непростой. Ни билета, ни средств на жизнь, если вдруг придется ждать вылета.

«Дура, дура, дура…» – только и стучало у нее в голове, пока она на перекладных добиралась до аэропорта. Машины тряслись по разбитым дорогам, Майю укачивало, подташнивало и пару раз даже вырвало. Хорошо еще, она успевала предупредить водителей. Те резко останавливались, Майя выскакивала и, не добегая до обочины, сгибалась от спазмов. Мужчины брезгливо отворачивались, курили…

Майя давно уже использовала бинт, который ей дал военный, и теперь могла вытирать рот только рукавом куртки: ни воды, ни платка, ни даже снега… Потом, правда, вспомнила, что брала с собой смену белья, достала футболку, безжалостно порвала ее на куски и использовала вместо платков. Но это уже позже, в аэропорту, потому что слезы текли не переставая. Плюс к слезам начался насморк, а обстановка в зале ожидания не располагала ни к отдыху, ни к лечению. Хорошо, что был туалет и из единственного крана лилась нитевидной струйкой ледяная вода. К этой струйке стояла скорбная очередь убитых горем женщин, но никто не роптал. Все терпеливо ждали друг друга: кому умыться, кому платок намочить, кому бутылку наполнить…

Майя впервые за все путешествие смогла помыть руки, сполоснуть лицо. Хотела почистить зубы, но при таком скоплении народа постеснялась. Никакой тары, чтобы набрать воды, у нее не было.

Буфет не работал. К кассам – не пробиться. Занимали очередь, записывались, сидели тут же – кто на полу, кто на тюках… Ждали…

Майя с трудом нашла место в зале ожидания, крохотное местечко, и то потому, что маленький мальчик подвинулся, прижавшись к женщине, и половина кресла освободилась. Мальчик был с перевязанной головой, женщина прижимала его к себе, уговаривая уснуть, но тот смотрел грустными глазами в одну точку, почти не моргая, и молчал.

– Пятый день не спит, – сокрушалась женщина, – может, в самолете сумею уложить… Вы билет взяли? – спросила она Майю.

– Нет пока. Я только-только очередь заняла. Как вы думаете, долго стоять?

Женщина неопределенно махнула рукой и принялась было рассказывать, что с ними произошло, как это случилось и что ее дочка погибла под завалами, а она с внуком летит в Челябинск к родственникам. А дочку бедную обнаружили живую под обломками дома, но ей придавило ноги, а медицинской помощи рядом не было, и она умерла практически на глазах матери от мучений и боли…

Женщина не плакала, а монотонно раскачивалась в такт своему рассказу. Майя не хотела слушать, не пыталась вникать… Ей было плохо и даже почему-то стыдно из-за своего необдуманного поступка. Чувство неудовлетворения нарастало, и она, скорее, обращена была внутрь себя, чем прислушивалась к горестному монологу.

К тому же чувство голода подступало какими-то спазмами, и она понимала, что небольшого ее запаса из сухофруктов и шоколада, который она взяла с собой, ей хватит максимум на полдня. Есть шоколад на глазах раненого мальчика она не могла. Молча протянула ему плитку. Он не отреагировал. Женщина, напротив, очень живо кинулась к угощению, с хрустом отломила добрую половину и положила ребенку кусочек в рот. Тот машинально прожевал, проглотил. Она положила ему еще кусочек…

Майя съела пару черносливин, пожевала скукоженную курагу и, кое-как найдя более-менее удобное положение, задремала.

Лишь спустя трое суток появилась она у себя дома…

Дверь открыл Саня. Худой, с тревогой в глазах и с плотно сжатыми губами.

– Ты? Дома?! – только и выдохнула Майя.

Она бросила свою сумку у порога и, горько расплакавшись, бросилась на грудь к мужу.

– Ну ладно тебе… Ну все хорошо… Слава богу, ты вернулась… – Саня гладил Майкину спину, недоговаривал фразы и потихоньку сам приходил в себя…

Напряжение целого месяца вдруг отпустило его, и он с удивлением обнаружил, что глаза защипало, нос захлюпал, а слова вдруг перестали выговариваться. Саня замолчал, Майя продолжала плакать на его груди, но уже значительно спокойнее.