Первая заповедь рок-н-ролла (СИ)

И пожелаю снов, самых крепких снов*

— Что это?

— «Ночные снайперы». Ни за что не поверю, что у тебя ни одного друга нет, даже самого завалященького.

— Пытаешься меня отвлечь?

— Хреново выходит, да?

— Всё хорошо, — выдавил я из себя улыбку. — Помнишь, ты спрашивал про брелок на ключах?

— Ты сказал, что расскажешь позже.

— Это подарок моего лучшего друга. Мы познакомились в первом классе. На первом уроке второго сентября он отобрал у меня карандаш. Я разбил ему нос, он дал мне в глаз, к концу четвертого урока мы были лучшими друзьями. Мой отец не хотел, чтобы я дружил с Димой, потому что его отец был бизнесменом и мой считал его буржуем. Димин отец не хотел, чтоб он со мной дружил, потому что это не по статусу.

— А вы?

— А нам было пофигу. Однажды отец запретил Диме приходить на мой день рождения, даже в комнате его запер, так Димка в окно сиганул с третьего этажа, только чтоб не пропустить мой праздник. Он тогда руку вывихнул, но все равно пришел. И мы все время были вместе, наши пути только в университете разошлись. Он поступил в более престижное место, а потом уехал покорять Америку. Сначала звонил каждую неделю, потом раз в месяц, потом просто присылал поздравления с праздниками.

— Сдулся друг, — фыркнул Гор.

— Не говори так. Просто он занятой человек.

— И у него нет времени на лучшего друга? И он даже не знает, что его друг болен. Когда ты умрешь, он так и будет посылать тебе поздравления с праздниками, потому что он даже не будет знать.

— Он все равно был и остается моим другом, — покачал головой я.

— Ты в него был влюблен! — выпалил Гор. — Твоя первая любовь!

— Придурок, — фыркнул я. — Он мне как брат был. К тому же он ростом под два метра, и рука у него, как моя нога.

— И что, в такого нельзя влюбиться?

— Можно. Но это абсолютно не мой типаж.

— И какой у тебя типаж?

— В зеркало загляни.

Гор улыбнулся довольно и втиснулся рядом со мной на кресло:

— А давай съездим на кладбище ночью?

— Ты с ума сошел, зачем?

— Купим венок, ты сможешь попрощаться с отцом без свидетелей. Тебе это нужно, Слав.

— Может, и нужно, — признал я. — Но не ночью же! На кладбище ночью нельзя появляться.

— Ты это готам скажи, они посмеются. И потом, мы же можем в твой предсмертный список под кодовым названием «я творю ебанину» включить посещение кладбища ночью? Я возьму с собой свечки, простыню и ту маску с клыками, помнишь, тебе понравилась?

— А это-то зачем?

— А вдруг там и правда будут готы? Всегда мечтал посмотреть, как они бегают.

* «Ночные снайперы» — Только ты

Глава 10. О первом разе и гробах

Голова болела немилосердно. Вчера весь день у меня плыло перед глазами, я грешил на то, что те три дня, когда была вся эта предпохоронная суета, я почти ничего не ел, но сегодня проснулся с жуткой головной болью, и как бы мне ни хотелось приписать причиной магнитные бури, я понимал, что, скорее всего, допрыгался. Началась та стадия, которой меня пугал доктор. Головокружение, боль, галлюцинации — и это только самое приятное из списка.

— Слушай, я не хочу тебя бросать, но у меня полная жопа с отчетами.

Горов телефон с утра разрывался, а сам Гор бегал по квартире и заковыристо матерился.

— Ты не обязан все время со мной сидеть. И поверь, мне будет легче, если в непосредственной близости от меня не будет трезвонить телефон, на кой хрен ты вообще на звонок «имперский марш» поставил? — Я недовольно поглядел на Гора.

Сейчас меня раздражал любой звук, даже звук собственного голоса, а поэтому я на полном серьезе был очень даже не против, что Гор смоется, оставив меня в одиночестве.

— Ладно, — кивнул он. — Я на пару дней, не больше, обещаю, что буду хранить тебе верность и трахаться только с отчетами. Слушай, а ты уверен, что все в порядке?

— Мне хочется разбежаться и впечататься головой в стенку, — честно ответил я. — Когда она лопнет, болеть хотя бы перестанет… Иди, Гор, чего ты? У меня будет время себя пожалеть и попроклинать злодейку-судьбу.

— Только не увлекайся, — хмыкнул Игорь. — Буду через два дня.

К вечеру голова болеть перестала, и мне снова захотелось жить и даже есть. В холодильнике нашлись только заплесневелый кусочек сыра и зеленое яблоко, поэтому еду пришлось заказывать. Я решил, что время поездки курьера от ресторана до моего дома — подходящее время для запланированного возмущения несправедливостью судьбы, но надолго меня не хватило. Себя было, конечно, очень жалко, но не настолько, чтобы рыдать в подушку, бить посуду и, наматывая сопли на кулак, глядеть в потолок и кричать «почему я?». Потому что мне, в сущности, было ясно почему. Потому что моя жизнь никакого практического интереса не представляла, потому что не жизнь, а существование. Было. До того как в моей жизни плотно не обосновался Гор. Теперь я живу. Но толку-то…

Через полчаса привезли, наконец, еду. Курьер как-то странно на меня поглядывал, но я так и не понял почему. А может, это у меня уже психоз — все время кажется, что на меня все смотрят и все знают, что я умираю. Интересно, это вписывается в клиническую картину моего заболевания?