Первая работа

– Ха. Он де-пу-тат. Меня могут похитить. Вот мы никуда особо не ходим и гуляем только с охранником. Васей или Сашей. Я Васю больше люблю, он для Тилли самолетик сделал.

– Для кого?

Дана замолчала. Опустила руки и, шлепая ладонями по полу, начала разворачиваться в сторону кровати, как рептилия к болоту.

– Погоди, не уползай! – взмолилась я.

– Ага, конечно, – проворчала Дана, – я тебе покажу Тилли, а ты Розочке пожалуешься.

– Честное слово, не буду жаловаться! По-взрослому обещаю. По-настоящему.

Но Дана уже скрылась за пологом. Я разочарованно вздохнула, и тут…

Увидела хвостик. Тонкий, серый. Протянула руку, потянула за хвостик. И вытащила серого мышонка с блестящими глазами и жесткими усиками, одетого в синие джинсы и красный свитер с буквой R. Он протягивал ко мне лапки, будто хотел напомнить свое имя.

– Эй! – возмущенно воскликнула Дана. – Отдай немедленно! Нечего хватать чужое и-му-ще-ство.

– Ратонсито, – прошептала я.

Глава 20 Семейство Ратон

В детстве у меня был точно такой же мышонок. Мама с папой привезли мне из Испании целое мышиное семейство – как утешение. Мы должны были отправиться на море, но накануне поездки я заболела отитом. Меня оставили с бабушкой.

В то время у нас, по выражению мамы, еще «водились деньги», хотя и немного: родители жили в самой дешевой гостинице где-то на побережье Малаги, а еду привезли с собой из России. Папа до сих пор смеется, рассказывая, как пограничники попросили открыть чемодан и обнаружили там два пакета макарон и палку копченой колбасы.

– Это сейчас, – приговаривает папа, – мы все купить можем.

– Мы и раньше могли, – спорит с ним мама, – но мы экономили. Старались на одежду тратить. Мне платье купили. Тебе ботинки новые, забыл? Из мягкой кожи, коричневые. Ты из них лет семь потом не вылезал. Машке каких-то игрушек необычных привезли.

– Где, кстати, эти ботинки? – говорит папа. – На даче?

Когда пришло время прощаться с игрушками, мама сложила их все в коробку, отвезла на дачу и отнесла на чердак.

Там было пыльно, грязно и пусто: у стены стояли старая папина гитара с парой порванных струн, несколько голубых мусорных мешков, набитых старой одеждой, с дырками, из которых высовывались крючки вешалок, и вот – коробка из-под телевизора, набитая моими игрушками.

На чердак переехала вся мышиная семья: мышонок, его сестра и их родители.

Мама, пухлая сеньора Ратон, терпеть не могла готовить, зато обожала мастерить. Как-то она сконструировала катамаран из бутылочек из-под йогурта «Актимель» для своих детей, Ратонсито и Элены, и чуть не утопила их в бочке, куда моя бабушка набирала воду для полива тепличных огурцов.

В другой раз она сделала им парашют из бумаги. Ратонсито полетел первым и едва не попал в лапы к бабушкиному коту Лэсси, которого я обзывала Лосем. Словом, мама у них была бедовая.

Зато папа, сеньор Ратон, был поваром. Точнее, он им стал после того, как я посмотрела мультфильм «Рататуй».

Папа рыскал по огороду, собирая ароматные травки, правда, все время натыкался на лебеду и кислицу, но он был профи. Поэтому прекрасно готовил завтраки, обеды и ужины из этих двух растений.

Элена была древолазом. Не осталось ни одной яблони в бабушкином саду, где Элена не устроила бы тайник.

А Ратонсито был врачом. Точнее, мечтал вырасти и стать знаменитым хирургом или хотя бы стоматологом. Но пока он успешно залечивал царапины на спинке Элены или ожоги на лапках папы-повара, а когда мне было грустно, ложился рядом на подушку и утешал…

У мышат были паспорта. Настоящие. На груди у каждого висела книжечка из двух страниц, с надписью на обложке: «Pasaporte». Внутри «паспортов» были наклеены фотографии мышат и напечатаны их «данные».

Я училась во втором классе. Мы как раз изучали английские буквы. Из школы меня забирала бабушка. Ждала меня каждый день на крыльце. Как-то раз я вышла к ней, раскрыла паспорт мамы-мышки и сообщила: «Я тут все прочла. Кроме этой буквы». Я показала на «энье», n c черточкой наверху, в слове «Испания». Это слово прочитать не получилось.

– А что тут написано? – спросила я у бабушки.

Бабушка не ответила, а тут же, со школьного крыльца, позвонила маме. Мама тогда только начала работать в магазине, но уже в то время не любила, чтобы ей звонили на работу и отвлекали.

– Я знаю, знаю, Анют, – терпеливо выдерживала бабушка мамино возмущение. – Да, дело терпит. Но у нее способности к языкам. Не загубите.

– Отдай! – закричала Дана и выдернула у меня из рук Ратонсито.

Я очнулась и обнаружила, что я, серьезная трехъязычная личность в строгом костюме, учительница, которая должна уметь организовывать, давать материал и, в конце концов, учить, сижу на полу, рядом с кроватью своей ученицы, а ученица скрылась в шатре с коронами и бормочет гневные слова в мой адрес.

Я поднялась с пола и глянула на часы. Время занятия давно истекло.

– Это мое, мое, никто не смеет трогать без разрешения, – твердила под кроватью Дана.

– Ага, – откликнулась я и вернулась за стол – собирать свои листики.

Данин окрик выдернул меня из чердака, полного теплых и ярких воспоминаний, и сунул в ледяной сугроб.