Первая работа

– Пап… Слушай. Думаешь, иногда можно не готовиться к истории?

– Можно, – легко ответил папа и завопил бобслеистам: – Давай-давай-давай!

Глава 18 Во всем виноваты якобинцы

Историчка задумчиво покрутила в руках указку и сказала:

– Скажи мне, Молочникова, вот что. В чем основное отличие Французской революции от английской, той, что случилась в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году?

Я стояла заложив руки за спину и думала о том, что у меня все-таки есть друзья. Это мои родители. Они не друзья в полную силу, конечно. У них нет аккаунтов в «Фейсбуке» и «ВКонтакте», и они любят командовать. Но все же оба, понемножку каждый, мои друзья. И глупо было заставлять друга решать, готовиться тебе к истории или нет. Даже если друг – папа.

– Ждешь, пока сама станешь частью истории? – не выдержала Елизавета Ильинична.

– Простите, думаю, – честно сказала я.

Еще «немножко другом» я считала Ольгу Сергеевну. Мне нравилось ее чувство юмора, и она смеялась над моими шутками.

Ольга Сергеевна приносила в класс журналы про жизнь зарубежных звезд на английском языке, которые покупала во время путешествий. Я же была единственным человеком, который понимал то, что там написано о Кристен Стюарт и Линдси Лохан.

Сегодня утром я встретила в коридоре Ольгу Сергеевну.

Она подмигнула и сказала, что накануне имела small alk с Елизаветой Ильиничной и теперь я просто обязана в благодарность поехать на олимпиаду. Я расслабилась и не стала заглядывать в учебник истории перед уроком.

И вот на тебе. В чем может быть это дурацкое отличие двух революций?!

«Садись, Молочникова, на пересдачу в следующий раз», – должна была заявить Елизавета Ильинична. Но она наклонила голову набок, отложила указку, которую вертела в руках, глянула на меня поверх очков и произнесла:

– Ну хорошо… Тогда попробуй обобщить известные тебе факты. Например… Что составляет силу и слабость якобинского движения? Скажу тебе по секрету…

Историчка понизила голос. Напомнило, как в детстве мама брала мой горшок, хватала меня за руку и шептала: «Пойдем-ка в ванную, у нас с тобой будет ма-а-аленький секретик».

– Так вот, – продолжала Елизавета Ильинична, – ответ на этот вопрос дал знаменитый историк Французской революции Ипполит Тэн. Но мы попробуем догадаться сами.

Не знаю, почему она сказала «мы». Она не собиралась мне помогать. Класс тоже. Ромка сидел уткнувшись в учебник. Девчонки на первых партах смотрели на меня с ужасом, боялись, что, если я не «обобщу», вызовут их. Арсен зевал.

Дана тоже зевает на моих уроках. Я перевела взгляд на историчку… И вдруг поняла, что мы с ней похожи! Очки в темной оправе, костюм. Строгий взгляд поверх очков.

Неужели я тоже такая противная и строгая на вид?

– Молочникова. – Историчка поправила очки, съехавшие на нос. – Феномен якобинизма, согласно Тэну, характеризовался прежде всего…

Она глянула в какой-то листок, торчащий из учебника, и прочла:

– «Характеризовался определяющей ролью утопической идеологии по отношению к политике». Это можно было сказать своими словами, Молочникова. Что якобинцам нравилось захватывать власть. Быть диктаторами. Но ты не сказала. Хотя вчера Ольга Сергеевна долго убеждала меня, что ты умная девочка.

«Я тоже говорю Дане, что она умная девочка», – пронеслось у меня в голове.

– Вы должны уметь анализировать! – повысила голос Елизавета Ильинична, обращаясь ко всем. – Вы десятый класс! Вы должны уметь проводить параллели. Включать головы! Твое непонимание темы, Молочникова, – моя личная головная боль.

«Вранье, – подумала я, – как будто ей есть до меня дело. Ушла из школы и забыла. Любят они драматизировать. Головная боль… Спасибо, что не кишечная».

– На следующий опрос я приглашу Ольгу Сергеевну, – решительно сказала историчка, – а пока садись. Два.

– Как – два? – ахнула я. – А пересдать?

– Хватит мне нервы мотать, – отрезала историчка. – Дальше поехали. Носиков! К доске.

Я вернулась на место. «Четыре» в четверти по истории мне уже не светило. Вот тебе и гуманитарий.

Но хуже было другое. Я вызывала на занятия Розу Васильевну точно так же, как Елизавета Ильинична собиралась вызвать Ольгу Сергеевну. Я такая же, как историчка. Вредная и гадкая.

Я расстегнула воротник белой рубашки, чтобы хоть как-то отличаться от учительницы. Ромка покосился на меня, и воротник пришлось застегнуть.

К Дане я пришла с решением, вызревшим внутри меня, как спелый помидор в бабушкиной теплице. Решение трескалось и распирало меня изнутри.

Я не хотела быть похожей на историчку. Но тогда на кого?

Я не такая красивая, как испанка Беатрис. И не такая умная и элегантная, как Ольга Сергеевна. Так на кого же мне быть похожей? Не на Розу Васильевну же, которая надзирала за тем, как я мою руки!

– Так, Марьниколавна, – распорядилась она, протягивая мне полотенце, – мне сегодня-то сидеть с вами некогда.

У нас гости сегодня. Мне и квартиру вычистить надо, а то грязью заросли, и рыбу поставить. Так что справляйтесь сами.

– Даночка! – крикнула она в комнату. – Ты обещаешь себя хорошо вести?

Я не услышала ответа. Мне стало не по себе.