Первая просека

Прошло две недели после ареста. Все это время Ставорский либо лежал на койке и глядел немигающими глазами в потолок, либо тяжело, грузно шагал по камере. Лоск с него быстро сошел, лицо пожухло, сделалось отечным и желтым, глаза смотрели угрюмо, а в них ни проблеска мысли или настроения: все спрятано в непроницаемой глубине темной души.

Когда его привели к Сергею Петровичу — бывшему чоновцу, комсомольцу с девятнадцатого года, бывалому чекисту с железными нервами, — их взгляды скрестились. Но Ставорский не отвел каменного взгляда. «Да-а, — подумал Сергей Петрович, — трудненько мне придется с тобой, белогвардейская сволочуга…»

— Будете правдиво отвечать на вопросы следствия или нет? — спросил он.

— В основном нет, — прохрипел Ставорский.

— Тогда познакомьтесь вот с этими показаниями, — Сергей Петрович перегнулся через стол и положил протоколы допроса Пригницына, Рогульника и Уланской.

— Попрошу стакан воды и папиросу. — После длительного молчания голос Ставорского был хриплым.

Он с жадностью осушил стакан и сделал глубокую затяжку. Потом стал читать. Читал долго, внимательно, снова перечитывал.

Все это время Сергей Петрович следил за выражением его лица. Ни тени волнения, ни малейших признаков страха или растерянности!

Закончив чтение, Ставорский аккуратно сложил листы, постукал пачкой по столу, выравнивая края, спокойно подал их Сергею Петровичу.

— Что ж, каждый волен говорить то, что ему хочется, — заметил он равнодушно. — Лично я не намерен что-либо рассказывать. Готов хоть сейчас под расстрел.

— С этим успеете, ваше благородие, — Сергей Петрович зло улыбнулся. — Вас мы обложили покрепче, чем любого зверя. Спешить некуда, подождем… Уведите арестованного, — коротко приказал он конвоиру.

Ставорскому тут же связали руки и вывели под локти.

В течение целого месяца изо дня в день приводили Ставорского на допрос, и каждый раз разговор кончался одним и тем же — тот отказывался давать какие-либо показания. Потом его перестали вызывать. И тут-то случилось неожиданное. Как-то утром после завтрака он постучал в заслонку «волчка». Охранник осторожно отодвинул заслонку, заглянул сбоку.

— В чем дело?

— Прошу доложить начальству, хочу говорить со следователем.

Тотчас же его привели к Сергею Петровичу.

— Что это с вами случилось, гражданин Ставорский? — не без иронии спросил он.

— Сами будете вести протокол допроса или поручите следователю? — спросил Ставорский, оставив без внимания слова Сергея Петровича.

— Показания дадите следователю. Еще есть вопросы?

— Вопросов нет, но хочу заранее сказать можете арестовывать Гайдука, инженера Майганакова и начальника отдела снабжения Вольского. Все они мои прямые сообщники и должны разделить ответственность вместе со мной.

— Это мы сами решим. Кстати, гражданин Ставорский, где вы сумели добыть орден Красного Знамени?

— Снял с красноармейца, зарубленного вот этой рукой. — Ставорский сжал правую ладонь в крепкий, увесистый кулак и потряс в воздухе.

— Ясно… Уведите! — приказал Сергей Петрович.

На следующий день он читал показания Ставорского.

«Я, русский офицер, потомственный дворянин Шеклецов Дмитрий Гаврилович, имею честь сообщить о себе следующее».

Затем шел перечень его «заслуг»в борьбе с революцией, история бегства за границу и участия в деятельности эмигрантского офицерского союза (место и конкретная организация не указывались).

«Решение перейти советскую границу, — говорилось далее, — принято мной по собственной воле, так как я дал себе слово, насколько это возможно, отомстить Советской власти за надругательства над священными русскими обычаями и исконно русским правопорядком».

Ничего нового, кроме уже известного со слов ранее допрошенных, Ставорский-Шеклецов не сообщил в своих показаниях, а сами показания скорее смахивали на бахвальство. Не очень убедительно звучала и та часть протокола допроса, где арестованный говорил о своих «соучастниках» — Гайдуке, Майганакове и Вольском. Тем не менее Сергей Петрович тут же запросил управление — что предпринять? Оттуда тотчас же поступил ответ: арестовать без промедления.

Сергей Петрович позвонил Платову.

— Федор Андреевич, есть важное дело. Прошу разрешения приехать.

Платов долго читал и перечитывал протокол допроса Ставорского-Шеклецова.

— Какую гадину пригрели! — сказал, наконец, он. — Матерый белогвардеец! Что ж, раз так складывается дело и тем более есть указание управления, я ничего не имею против ареста. Только, пожалуйста, разберитесь повнимательней.

В тот же день были арестованы Гайдук, Майганаков и Вольский.

Велико было негодование Гордея Нилыча, когда его привели в горотдел.

— Що вы робите, що вы робите, сукины дети! — орал он на весь коридор. — Та я ж вас усих пересадю!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ