Запланированное на Витов день, посещение эрцгерцогом Сараева как будто само подталкивало сербских радикалов к решительным действиям, но, как заметил Фей, «это не снимает с сербского правительства вины за сокрытие сведений, касавшихся заговора на убийство, заговора, в котором принимали участие его собственные офицеры. В частной жизни такое преступление называется укрывательством». Не случайно глава «Участие сербского правительства в покушении» занимает в книге Полетики почти сто страниц.
Чтобы правильно понять, как случившееся воспринималось
С момента сараевской трагедии умы будоражил вопрос о причастности к ней России, а именно посланника Николая Гартвига и военного агента полковника Василия Артамонова, поскольку связь обоих с националистическими и офицерскими кругами Белграда, а не только с правительством, была очевидна. Роль Гартвига в принятии Сербией политических решений не подвергалась сомнению. В период «борьбы за приоритет» он поддерживал Пашича против военных. «Если событий не предвиделось, он, не стесняясь, начинал создавать их», — писал после войны в одном из европейских журналов осведомлённый югославский источник из круга «Чёрной руки», укрывшийся под псевдонимом Марко.
Находясь в конце января — начале февраля 1914 г. в Петербурге, Пашич попросил Николая II продать Сербии 120 тысяч винтовок[3], обещая в случае необходимости выставить полумиллионную армию. Это было сделано после предварительных консультаций с Гартвигом, о чём мы знаем из письма русского посланника в Болгарии Александра Савинского, который в эти дни докладывал Сазонову: «Во время моей остановки в Белграде я имел несколько длинных бесед с Гартвигом, который, по-видимому, надеялся быть вызванным вами в Петербург к приезду туда сербского престолонаследника и Пашича. Видя, что неполучение от вас на это разрешения ему очень неприятно, я спросил его, о чём именно он собирался говорить в Петербурге. На это он мне ответил, что об очень многом — и главное о выдаче сербам ружей и патронов, для чего он предполагал видеться и с министром финансов, и с военным министром. Из дальнейшего разговора я убедился, что мысль Гартвига — натравить Сербию на Австрию. Конечно, не мне судить о степени опасности такой политики в настоящую минуту, и я считаю только долгом сообщить вам о вышеизложенном».
Пащич сослался на угрозу со стороны Вены, Константинополя и Софии, которые «постоянно ищут повода к тому, чтобы нарушить положение вещей», установившееся после поражения Болгарии во второй Балканской войне 1913 г. Сазонов поддержал просьбу, назвав продажу оружия «желательной по политическим соображениям». Военный министр генерал Владимир Сухомлинов «мариновал» её более полутора месяцев, а потом отказал: «Принимая во внимание сложность политической обстановки в настоящее время, военное министерство считает себя обязанным прежде всего озаботиться снабжением нашей армии». Тем не менее Пашич вернулся «в полном упоении», поэтому Сазонов просил Гартвига выразить ему «самое искреннее сожаление в невозможности удовлетворить его просьбу и оказать Сербии дружескую услугу» и намекнуть на возможность пересмотра принятого решения, если отказ поставит Белград «в затруднительное положение». Премьер ответил «живейшей признательностью» и просьбой поторопиться. Решение о продаже винтовок было принято через два дня после австрийского ультиматума Сербии, когда война — как минимум на Балканах — стала неизбежной.