Первая любовь Густава (СИ)

К его удивлению, она не только не злилась, она даже не выказывала отвращения, несмотря на полную нелепость ситуации. Какое воспитание!

— Но при этом вы отказались даже от самой идеи просить моей руки?

— Будь на то моя воля — уже бы стоял на коленях перед вами. Но мне хватило ума понять, что я не смогу составить ваше счастье.

— А ума дать право выбора мне самой у тебя не хватило?

Она осеклась. Это внезапное «ты» пронзило самое сердце Густава и звонким эхом застучало в висках. Он почувствовал, как щеки его налились румянцем.

— Я счел, что ни жалость, ни доброта не должны толкнуть вас на путь лишений.

— Так есть у меня право выбора или нет?

— Конечно, есть, meine Liebe.

Ответ сорвался с губ быстрее, чем Густав успел оторопеть от своей наглости. Видимо, переход на «ты» всё-таки выбил остатки здравомыслия. Он не просто признался. Она смотрела на него и слышала о его чувствах в тех словах, что он шептал по ночам и не грезил когда-либо сказать вслух. Большего и желать нельзя.

Матильда чуть наклонила голову. В опере она делала точно так же, когда внезапно переставала скучать и заинтересовывалась какой-то партией.

— Во сколько вы должны вернуть завтра фрак?

— До вечера. Хозяин достаточно добр, чтобы простить час-другой задержки, но я стараюсь не злоупотреблять.

— Чудесно. Мы говорим уже минут пятнадцать, однако ни вы всё еще не выскочили в ярости из комнаты, ни мне это не наскучило. Сочту за добрый знак. Завтра приходите к нам к девяти. Я предупрежу папеньку о своем желании брать уроки немецкого. Обсудите с ним всё за завтраком.

— Но, позвольте, у вас и так идеальное произношение, зачем вам… — он осекся, поняв, что случайно признался в подслушивании.

На Густава вновь протяжно посмотрели, чуть склонив голову. Ему показалось, или дама откровенно забавляется?

— Мой папенька, как и все домашние, ни словечка по-немецки не разумеет, а я хочу узнать вас лучше. Окажете мне эту любезность?

— Почту за честь.

— Тогда до завтра. И не смейте передумать — этим вы меня обидите.

— Боюсь, обидеть вас по злому умыслу я не в состоянии. Обязательно буду к девяти. Благодарю за визит, — он открыл было дверь, но, проходя мимо, она внезапно остановилась, протянула руку и поправила выбившуюся из-за его уха прядь. Пахнуло цветочными духами.

— Спокойной ночи.

— И вам, — прошептал совершенно сбитый с толку Густав, прекрасно осознавая: сон ему сегодня вообще не грозит.

Отпросившись с работы — дядя настолько сочился пониманием и подмигиванием, что совершенно очевидными делались чудовищное заблуждение и превратное толкование ситуации с его стороны, — Густав прибежал к дому Матильды аж на полчаса раньше. Решив по привычке побродить вокруг, был замечен бдительными слугами и немедленно препровожден к хозяину. Почему-то отец семейства долго и шепотом извинялся за беспокойство и неуемный нрав доченьки, прося потерпеть пару уроков, пока кровинушке не наскучит, и обещая чуть ли не в шесть раз больше, чем оно того стоило, при этом совершенно игнорируя попытки Густава объяснить, насколько ему далеко до профессионального домашнего учителя. Потом, когда к ним спустилась Матильда, сраженный её красотой стряпчий и вовсе поплыл, практически перестав осознавать происходящее. Вопреки ожиданиям их посадили рядом, и подобная близость к хозяйке дома — мать ангела, как выяснилось, умерла несколько лет назад от чахотки — явно не шла на пользу ни манерам Густава, ни его умению поддержать беседу. Сидящая подле Матильда самим фактом своего присутствия заставляла сердце стучать в ушах и не давала сконцентрироваться. Стряпчий не чувствовал ни вкуса еды, ни её температуры, и даже будь на кону его жизнь, не смог бы ответить, чем же его потчевали. За разговором он тоже не поспевал. Кажется, обсуждали жалование и часы уроков. Матильда настаивала: её учитель — человек занятой, и, следовательно, занятия будут по выходным у них, а в будни — у него дома. Представить её в ужасной комнате еще раз Густав не мог и слабо запротестовал, мол, условия у него не самые подходящие для обучения. Его тут же смерили внимательным взглядом темных глаз, утонув в которых, он немедленно смолк.

— Я была там и считаю их вполне подходящими.

Стряпчий обомлел. Перед родным отцом признаться в визите к мужчине? Со страхом перевел он взгляд на хозяина дома и увидел не менее испуганное лицо.

— Доченька, милая моя, зачем же сразу бедного господина запугивать осведомленностью о его адресе? Густав, мы ничего такого в виду не имели. Правда-правда.

Вот теперь стало еще непонятнее. Матильда повернулась к нему с улыбкой и спросила:

— Так вы откажете мне в уроках в будни?

Силы воли у Густава нашлось только на слабый кивок головой, но он вовремя спохватился и энергично замотал. Нет, не откажет, конечно. Когда ангел улыбалась, даже вздумай она спалить его дом, он бы с радостью подержал спички.

— Чудно, тогда решено. Первое занятие назначим на эту пятницу, там и решим, когда следующее. Папенька, спасибо большое! Распорядись расплатиться за десять вперед.