Первач

Когда Тихон очнулся, ему почудилось, что он ослеп — так темно было вокруг. Но вскоре он стал различать контуры предметов. Не внутренним зрением, но своим привычным. По очертаниям нависающих балок догадался, что лежит на чердаке. На улице была ночь, и слабый свет звезд проникал в помещение через слуховое окно. Холодно и сыро, но кто-то, уложив его в кровать, старательно укутал одеялами. Должно быть, Жанна… Подумав о ней, Тихон тотчас получил ее радостный отклик снизу. А затем услышал шаги с лестницы и голос Верховцева.

В руке Верховцева был фонарь, которым он освещал себе дорогу.

— Невероятно! Он действительно не спит. Значит, у вас тоже способности?! — разговаривал с Жанной доктор, пробираясь к кровати.

Он навел свет на лицо Тихона.

— Раз видеть тебя в здравии! Это хорошо, что вы нашли меня здесь Я редко бываю в этом доме. Это знает даже та собака, что живет на улице. Непонятно, как и чем она живет? Но я не могу взять ее себе. Не хочу привязываться…

Доктор положил руку на плечо Тихона.

— Прости, что я опять достаю тебя своей болтовней, — он сел на край кровати. — Тебе придется многое рассказать мне. Она не хочет, как я ни допытывался, — кивнул он на Жанну. — Сказала, чтобы я набрался терпения и ждал. А у меня оно уже почти кончается. Ты так долго спал!

— Долго? — спросил Тихон.

— Почти десять часов. И ни разу не проснулся. Это она так сказала. Я не верил и ходил проверять. Это правда. Я даже на работу не пошел. Меня, наверное, в лаборатории хватятся.

— Они могут прийти сюда?

— Едва ли. Они не знают, где я. Когда мне звонили, я сказал, что неважно себя чувствую…

Тихон попытался встать.

— Верховцев, послушайте…

— Да, да, конечно. Мне все очень интересно. Ведь вы пробыли в Полосе целых три недели!

— Три недели! — подтвердила Жанна в ответ на взгляд Тихона.

Он посмотрел на доктора. На чердаке посветлело, и по возбужденной физиономии Верховцева было видно, что он весь в предвкушении рассказа. И Тихон начал рассказывать. Не упуская мелочей, обо всех событиях, последовавших после отъезда их группы с базы. С того момента, когда взял жизни людей, оказавшихся с ним рядом, под свою опеку. И под конец признался, что метод Верховцева не помог бы людям продержаться в Полосе хотя бы сутки без сторонней помощи.

Доктор на удивление спокойно отнесся к его признанию.

— Я вполне готов был к твоим сомнениям, — улыбнулся он. — Все бы ничего, если бы не один факт. Дело в том, что я запрограммировал группу Гузенко. Всех. По своему методу. Потому они и вернулись живыми. Они пришли на день раньше вас. Еще позавчера. В них есть и результат моего труда. Как и в Алексе Эджертоне.

— Но…

— Пусть она расскажет. Если ты не веришь мне.

Тихон повернулся к Жанне:

— Это правда?

Она кивнула.

— Почему ты ничего мне не сказала?..

Девушка молчала.

— Да ты не волнуйся, — сказал доктор. — Я всего-лишь хочу получить формулу. И для этого вы нужны мне все. Майор Гузенко. И ты… И сержант Михайлова! Все!.. И потому я очень благодарен, что вы оба пришли именно сюда, ко мне! Первый шаг сделан. Вы прожили в Полосе три недели. Но нужно продолжать! Обязательно! И ты обещал мне позволить сделать слепок с твоего мозга! Нужно сделать это немедленно!

— Но я же объясняю, — не унимался Тихон. — Это все не так происходит, как вы себе представляете!

— Я пытаюсь бороться за другие жизни, — не слушал доктор. — И мне требуется помощь! В этом состоит, если хотите, мое служение человечеству. Вот ты ведь вернулся, и мы можем продолжить. Разве нет? Какой же ты непонятливый…

— Нет, это вы ничего не понимаете! — вмешалась Жанна. — Прикрываясь своими опытами, вы фактически отправили нас на верную смерть!

— Но ведь Алекс выжил! Я запрограммировал его одного. А вас — всю группу. И вы все выжили! Так как же вы можете утверждать, что это — не успех?

Жанна всплеснула руками, не в силах оспорить этот факт.

— Вы действительно уверены в своей теории? — спросил Тихон. — Но что если это не так? Что если ваши технологические уловки ничего не значат?

— Я уверен в том, что все делаю правильно. Если вы хотите меня разубедить, напрасно стараетесь.

— Если бы вы оказались там с нами, вы поменяли бы свою точку зрения, — устало произнес Тихон, как будто потратил все силы на попытку убедить доктора. — Это нужно пережить самому. Хотите, я могу взять вас с собой?

— В Полосу?

— Разумеется. К чему все ваши сложности, когда все так просто. Вы либо меняетесь и остаетесь живы, либо переходите в иной мир, где не будет ни вашей аппаратуры, ничего того, к чему вы так привязаны здесь.

— Иной мир, говорите?.. — Верховцев хихикнул, причем так противно, как умел только он. — Я вижу, вам там хорошо прополоскали мозги. А вы никогда не думали, что этот мир — только для избранных? А я сделаю его доступным каждому!

Тихон подумал, насколько же странный человек сидит перед ним. Не злой, не добрый. Одержимый — именно такое определение он посчитал точным для характера Верховцева.

— Я найду решение, — сказал Верховцев, пряча улыбку. — Я и так почти победил. В конце концов, это будет означать победу разума. И нет достойнее для человека задачи!