Перунъ

Вѣтерокъ былъ не сильный, но ровный… Но нѣкоторое сомнѣніе все же тревожило старика: такъ ли все онъ сдѣлалъ? Полетитъ ли? Если бы змѣй его не полетѣлъ, авторское самолюбіе его пострадало бы, можетъ быть, не меньше, чѣмъ, бывало, при чтеніи какой-нибудь кислой рецензіи на его книгу.

— Ну, а теперь, братецъ ты мой, надо опять итти на поклонъ къ Петро… — сказалъ онъ, стоя весь залитый солнцемъ, посрединѣ луга, со змѣемъ въ рукахъ. — Я бѣгать ужъ не мастеръ, а ты, пожалуй, съ дѣломъ не справишься…

Весь разгорѣвшійся отъ нетерпѣнія, Ваня съ крикомъ «Петро! Петро!.. Скорѣе!..» полетѣлъ къ службамъ и скоро улыбающійся Петро уже держался за длинную нитку, Ваня набожно, съ испуганнымъ, ожидающимъ лицомъ поднялъ надъ головой змѣя, а Иванъ Степановичъ отдавалъ послѣднія распоряженія.

— Ну… — торжественно поднялъ онъ руку вверхъ.

— Разъ… два… три!

Ваня отпустилъ щитокъ, Петро, громыхая сапогами, бросился впередъ и змѣй красиво и плавно поплылъ вверхъ. Иванъ Степановичъ заволновался.

— Стой! Стой, Петро!.. — крикнулъ онъ. — Такъ… Не спускай нитку, — погоди, онъ вышины наберетъ… Постой я самъ….

Торопливо подошелъ онъ къ Петро, ревниво взялъ у него изъ рукъ нитку и сталъ постепенно отпускать ее. Вверху вѣтеръ оказался посвѣжѣе и змѣй, весело покачиваясь изъ стороны въ сторону, одновременно и отдалялся, и поднимался, пріятно натягивая нитку и унося ввысь, къ опаловымъ, тающимъ облакамъ и конецъ строгой передовицы по финансовымъ дѣламъ, и телеграммы, и два столбца фельетона, не говоря уже объ объявленіяхъ. Ласточки, куры, индѣйки, голуби, полагая что это какой-то новый, еще незнакомый врагъ, тревожно заметались по двору. Воробей Васька — хотя онъ своими глазами видѣлъ изготовленіе змѣя, — тоже чрезвычайно тревожился: онъ вертѣлся по карнизамъ и кричалъ: «живъ… живъ… живъ…», но видно было, что душа его уходитъ въ пятки…. Ваня, присѣвъ отъ восторга, пронзительно визжалъ, а на крыльцѣ, улыбаясь, стояла Марья Семеновна и Дуняша съ сіяющимъ мѣднымъ тазомъ въ рукѣ. Торжество было полное, тѣмъ болѣе значительное, что оно было нѣсколько неожиданно.

— Дѣдушка, дай же мнѣ подержать!.. — нылъ Ваня.

— Погоди, братецъ мой… — отвѣчалъ дѣдъ, пріятно испытывая напряженіе нитки, точь-въ-точь, какъ это было полвѣка назадъ… — Успѣешь… И смотри, не упусти, а то намъ Марья Семеновна такого перцу за нитки задастъ, что не возрадуешься… На, держи… Да крѣпче!

Ваня восхищенными глазами смотрѣлъ на новое чудо жизни, возникшее изъ несложной комбинаціи «Русскихъ Вѣдомостей», лучины, клея и мочалъ, но еще болѣе восхищенъ онъ былъ, когда дѣдушка, вспомнивъ и это, послалъ змѣю по упругой дугѣ нитки перваго бьленъкаго «посланника». Но тутъ Марья Семеновна настойчиво позвала обѣдать: она неаккуратности не допускала. И, когда всѣ трое усѣлись за столъ и Иванъ Степановичъ, выпивъ обычную рюмку холодной водки, закусилъ маринованнымъ грибкомъ, Марья Семеновна простодушно спросила:

— Ну, какъ свѣжіе грибки-то? Ничего?

— Великолѣпны… весело отвѣчалъ Иванъ.

— Великолѣпны — весело отвѣчалъ Иванъ Степановичъ, все еще переживая свое торжество со змѣемъ. — Лучше и желать грѣхъ…

— А вы говорите: Лисьи Горы… — сказала Марья Семеновна, довольная. — А это все съ моихъ мѣстъ, съ ближнихъ… Какіе же они трухлявые?

— Позвольте! Я не говорилъ «трухлявые»… — живо возразилъ Иванъ Степановичъ. — Не говорилъ! Я говорилъ, что тамъ, на горахъ, грибъ боровой, крѣпкій, а здѣсь низинный, слабый, — кто же этого не знаетъ?! А что эти замѣчательны, не спорю… Я даже по этому поводу еще рюмочку выпью…

Марья Семеновна, довольная, не стала спорить. Она радовалась удачнымъ грибамъ и жалѣла, что мало только намариновала ихъ. Ну, да впереди еще много ихъ будетъ. Въ самомъ дѣлѣ, можно будетъ и на «Лисьи Горы» еще съѣздить…

Послѣ обѣда Ваня сразу ринулся къ змѣю, оставленному подъ охраной Петро, Марья Семеновна стала тутъ же, около мальчика, примащиваться варить яблочное варенье, Сергѣй Ивановичъ ушелъ къ себѣ дописывать свою статью для «Вѣстника Лѣсоводства» — что-то не ладилась она! — а Иванъ Степановичъ прилегъ отдохнуть. Въ три часа, оставивъ свое варенье, — а какое оно выходило! — Марья Семеновна начала, какъ обычно, усиленно передвигать стулья въ передней и ронять нечаянно щетку съ полки. Иванъ Степановичъ умылся, выпилъ наскоро два стакана чаю, съ помощью Марьи Семеновны облачился въ свои охотничьи доспѣхи и, взявъ своего стараго Франкотта, вышелъ на крыльцо, гдѣ его ждалъ уже совсѣмъ готовый сынъ съ «Гленкаромъ» и Гаврила съ «Краномъ» и «Стопомъ». Собаки, увидѣвъ стараго хозяина, засѣменили ногами, стали нервно и громко зѣвать, а «Стопъ» сердито залаялъ, что все идетъ такъ медленно. «Рэксъ» стоялъ на террассѣ и печально смотрѣлъ на эти сборы. Знакомая штука! Сейчасъ начнется бѣснованіе этихъ вертлявыхъ собаченокъ по грязному болоту, непріятный трескъ выстрѣловъ и опять бѣснованіе — придумаютъ же такую чепуху! И, вздохнувъ, «Рэксъ» печально побрелъ на свой половичекъ, покружился, легъ, почавкалъ губами и закрылъ глаза…