Перстень старой колдуньи

- Ой, а можно тут ещё немножко... - Женя опять смешалась. Она явно не ожидала встретить в здешнем хозяине подобную откровенность и прямоту - да ещё так сразу, сходу...

- Что? Оглядеться хочешь? - чуть прищурившись, глянул на неё из-под очков Нил Алексеевич.

- Очень!

- Ну, давай! Тэ-э-экс, что тут у нас? Вот это - ваза Врубеля. Синий кобальт. Видишь какая: как будто просит её обнять! Я её ещё до конца не довел. Потому и стоитздесь, у меня, а не в музее. Тут вот - всякие кусочки - они в работу пойдут.

- А что это будет? - поинтересовался Никита. - Печка?

- Панно. Ну, это вроде картины, только сделано из керамических, а вернее, майоликовых фрагментов. Майолику обливают особой смесью - глазурьюи обжигают при определенной температуре. Вот, это тоже Врубель. Видите, какая жизнь в каждомфрагменте заключена - о, целое царство! Вот, поглядите на свет.

Ребята взяли каждый по сколу керамического фрагмента будущего панно и замерли. Осколки, на которые косо падал солнечный луч золотой, - точно они приманили его, - наверное, впервые в жизни позволили им понять, что такое творение величайшего мастера. Их ещё полу детское восприятие мгновенно откликнулось на переливчатость жемчужных красок, создающих ощущение неземного мира, который ты держишь в своих руках, - мира тайны, невоплощенной, незримой, - которая подаетвесть о себе...

Невозможно было передать весь тот сложный ряд ассоциаций, который рождался в душе, когда в рукахсогревались эти образцы прекрасной живой материи - со всем её мгновенным преображением цвета и света, с загадкой внезапных высверков, точно зовущих тебя - иди! - но куда... Куда звали эти зачарованные кусочки глины, ставшей в руках художника совершенным творением? Горящей под солнцем и изменчивой в переливах эмали, изменчивойкак сама жизнь...

- Они... как музыка, - задумчиво сказала Женя.

- Или как знак присутствия здесь того, о чем мы всегда мечтаем, но никогда не увидим, - добавил Никита.

Нил Алексеевич, скрыв острый внимательный взгляд за линзами очков, наблюдал за реакцией своих гостей. И, похоже, осталсяею вполне доволен.

- Что ж... каждый тут видит то, чем его душа живет, - задумчиво сказал он и вдруг спохватился. Начал прибирать на столе, перекладывать книги, бумаги... Руки его как будто торопились переключить на себя внимание гостей.

Этот закрытый и сдержанный человек, всю жизнь отдавший Служению с большой буквы, - служению Врубелю, красоте, - никогда не приоткрывал перед малознакомыми своих тайников. Никогда не разглагольствовал о том, что было ему самым дорогим в жизни. А тут вдруг проговорился! Немножко, совсем чуть-чуть... Но и это для него было событием из ряда вон, и это вызвало недовольство собой.

Однако, глянув на этих двоих, застывших с кусочками Врубелевской майолики в луче солнца, он вздохнул и... простил себе невольную слабость.

Эти двое, похоже, стоили того, чтобы ради них малость отступить от раз и навсегда заведенных правил. А теперь их следовало накормить, а уж послепоговорить. В записке Овечкин просил именно об этом.

- Ну что ж, пошли. Тут я работаю, а теперь покажу вам, как живу...

Нил Алексеевич собрал кое-какие нужные вещи, накинул овчинный тулупчик, опять закурил, и они двинулись. Солнце уж почти скрылось за горизонтом, и земля отгорала в его прощальных лучах.

- Э, погодите-ка... нельзя все ж таки её миновать. Давайте-ка к ней заглянем. Это близко, всего-то минутка.

- А к кому мы заглянем? - с любопытством склонила голову оживленная ипохорошевшая Женя. Солнце красноватыми отблесками играло в её золотых волосах.

- К скамье Врубеля. Здесь она - над откосом, над самой кручей стоит.

- Эту скамью Нил Алексеевич всю жизнь реставрировал. Можно сказать, по кусочком её собирал - так мама мне говорила. Это правда, Нил Алексеевич?

- Ну, положим, не всю жизнь... двенадцать лет. А что собирал по кусочкам - это сущая правда. Кое-что сам додумывал, эскизы чертил, согласуясь с цельным замыслом Врубеля. Пока его методику обжига осваивал,состав красок... А тем временем все новые авторские фрагменты находил, причем, прямо вам скажу, чудом. Про это можно сказку писать... Ну, да это что! Главное - боялся я страшно: вдруг, когда все соберу, мои фрагменты c авторскими по рисунку не совпадут или по размеру точно на место не встанут...

Левшин быстрым спорым шагом, утопая чуть ли не по колено в снегу, подвигался к откосу, на котором, забранная в стеклянный короб, стояла знаменитая майоликовая скамья Врубеля. Женя с Никитой едва поспевали за ним.

И вот она! Полукруглая, с изогнутой спинкой, на которой сидели и поглядывали на вас сказочные птицы - Сирины, живущие в чудесной, но где-то все-таки существующей далекой стране... Майолика сияла переливами цвета зеленым, оранжевым, синим, - цветы на орнаменте улыбались, птицы таили улыбку. Они знали, - в отличие от нас, неразумных, - что тайное - рядом. И нужно только немножко очистить душу от суетности, чтобы поверить в себя и... шагнуть туда. По ту сторону. И заглянуть в тайную тайных реальности, которая есть не что иное как её естественная и органичная часть...