Читаем Перстень Иуды полностью

– Это вы, Карл Иванович? – раздался откуда-то сбоку дребезжащий старушечий голос.

– Да, да, Матрена Поликарповна. Извините, припозднился…

Петр Дорохов был травленым волком и старательно путал следы: постоянно менял внешность, избегал случайных знакомств, внезапно исчезал и месяцами не появлялся в любимых ресторанах, регулярно переезжал с квартиры на квартиру, причем был очень любезен с соседями и хозяевами. Вот уже третий месяц он снимал жилье у «осколка прежнего режима» – чудом уцелевшей после неоднократных чисток «бывших» шестидесятилетней вдовы инспектора сыскной полиции, которая не только ухитрилась избежать репрессий, но и сохранила за собой просторную квартиру в самом центре Ростова, с индивидуальным туалетом и крошечной душевой. Она охотно сдала отдельную комнату щедрому постояльцу, который, кроме высокой квартплаты, вызвался покупать ей продукты и медикаменты, стоящие на черном рынке бешеных денег. В первый же день, за вечерним чаем, вдова как-то посетовала на вольницу бандитов, которым ее покойный супруг давал бескомпромиссный укорот, Петр вначале оторопел, а потом рассмеялся причудливым зигзагам судьбы. С тех пор налетчик и вдова полицейского жили душа в душу.

На цыпочках пара прокралась в логово «Карла Ивановича». Неказистая комнатка была заставлена дорогими статуэтками из бронзы и фарфора, на стенах висели подлинники картин, а на столе из полированного ореха стоял шикарный, сверкающий хромом граммофон.

– Ой, как же мы будем слушать музыку? – будто опомнившись, спросила вдруг Татьяна. – Ночь, все уже спят…

– Правильно, моя умница! – одобрил «Карл Иванович». – Действительно, соседей побудим… Лучше тоже ляжем спать, а утром будет видно…

– Как «спать»? – встрепенулась поздняя гостья. – Нет, спать я домой пойду!

Она было повернулась к двери, но кавалер с силой взял ее под руку и увлек к пышной кровати.

– После ресторана дома не спят, моя милая, – назидательно сказал он и осторожно, но твердо посадил ее на высокую перину. – Как желаешь: самой раздеться или с моей помощью?

Татьяна посмотрела на галантного, но непреклонного кавалера, который был вовсе не расположен к шуткам, и вздохнула. Она провела с ним веселый вечер, вкусно ела и сладко пила, смеялась его шуткам – и вот, поздней ночью сидит на кровати у него в комнате. Сделать то, что от нее требовалось, было гораздо проще, чем идти по другому пути. Тем более, что жесткая складка губ «Карла Ивановича», стальной блеск его глаз, резкие черты лица и шрам на левой щеке подсказывали, что «другой путь» будет связан с осложнениями, а завершится все равно в этой же постели.

– Вы и финансы захватываете с таким напором? – спросила она и расстегнула верхнюю пуговицу платья.

– Ты даже не представляешь, насколько ты права, – усмехнулся Дорохов, опрокидывая ее на мягкую, податливую перину…

Разморенная коньяком и сексом, Татьяна быстро заснула, а к Петру сон не шел. Он лежал в полной темноте с широко раскрытыми глазами и смотрел в потолок. Какое-то непонятное тревожное чувство не покидало его уже пару часов.

«Как это батя говаривал: если на душе муторно, подумай, что сделал не так. Душа, она подскажет», – вспомнил Петр наставления родителя. После налета на Гофмана он нанял извозчика и съездил на Нижне-Гниловскую. Подарил матери бриллиантовый гарнитур – кольцо и сережки, несколько дорогих цацек отдал маленькой Светке на будущее приданое, отцу вручил пачку денег. Он думал, родители обрадуются, но вышло наоборот: их напугали и щедрые подарки, и его новый наряд, и оставленный на бугре извозчик…

– Это откуда же? – поиграл желваками отец. – Ты к Кольке даже на порог не взошел…

«А то я бы у него сильно разбогател», – подумал Петр.

– Неужто Милка не брехала, что в городе деньги сами в руки идут? – попыталась найти «правдоподобное» объяснение мать, но отец зыркнул так, что она осеклась.

Тему про Милку Седой развивать не стал. Он прожил с ней шесть месяцев, она познакомила с несколькими фартовыми пацанами, и они некоторое время «работали» вместе. Потом Милку зарезали в игорном притоне Карабаса в Нахаловке, фартовых постреляли на очередном налете, а сам Седой во всех драках и переделках выходил сухим из воды. Или почти сухим…

После налета на Гофмана Софке дали пять лет за содействие бандитам, а он стал «работать» в одиночку или привлекал случайных огольцов по примеру приснопамятного Гнома. Он красился – то в брюнета, то в рыжего, то в шатена, отпускал и сбривал усы и бороду, пользовался париками и гримом. Обзавелся связями среди гиен и шакалов, окружающих волчий воровской мир: барыг, перекупщиков, фармазонов. Регулярно менял документы. Сейчас он был Карлом Ивановичем Мольтке, а скоро станет Василием Васильевичем Бурмистровым. Все бумаги настоящие, умело измененные Кащеем – бывшим фальшивомонетчиком, переключившимся на более безопасные «липовые» ксивы.

Впрочем, многие меры предосторожности Седой все же не соблюдал.

Перейти на страницу:

Похожие книги