– Или ты влюбилась в него? – произнесла она свистящим шепотом.
– Нет!
Лирин ответила слишком поспешно. Но напряжение было настолько сильным, что перед глазами уже все плыло. Еще секунда – и девушка сорвалась бы с кресла, выдав себя. И только страх разоблачения остановил ее, заставил сидеть на месте, до хруста в суставах впившись руками в точеные подлокотники.
Не спуская с лица сестры внимательного взгляда, Аини отхлебнула вино и, как бы между прочим, заметила:
– А Мелек говорит, что ты уже в одном шаге от того, чтобы запятнать себя этим недостойным чувством!
– М… Мелек?
– Да, дворцовая жрица. Она переживает за тебя.
Наконец-то Лирин начала понимать, откуда дует ветер. Похоже, что во дворце за спиной наследницы все это время зрел некий заговор. А может, эта Мелек для того и была назначена жрицей, чтобы следить за ней…
За Лирин или Эсмиль?
Нет, никто не может знать о подмене. Никто не может даже догадываться! А значит, всему этому есть только одно объяснение: кто-то хочет опорочить наследницу Высшего Дома, чтобы ее место заняла другая.
Аини?
У Наренгиль Маренкеш нет других дочерей. Но Аини всего лишь тринадцать лет. Не слишком ли она мала для того, чтобы плести интриги против старшей сестры?
Здесь было над чем подумать. Но не сейчас. Сейчас нужно усыпить подозрения этой глупой испорченной девчонки.
– И это она беспокоится, что я перестала принимать наложников? – Лирин приподняла бровь, показывая, что откровения сестры ее позабавили. – Неужели ее так тревожит, с кем я провожу свои ночи?
– Конечно, Мелек беспокоится за тебя. А особенно ее беспокоит, что за последние две недели ты ни разу не пришла в храм и не принесла жертву Матери Сущего! И заметь, это мне сказала она сама.
– Когда?
– Сегодня утром. В святилище.
Сердце Лирин на секунду сжалось, сбиваясь с ритма. Святилище… Она совсем забыла и о нем, и про обязанность наследницы приносить каждодневную кровавую жертву в дань покровительнице Амарры.
– Что ты там делала этим утром? – произнесла она, уже зная, что услышит в ответ.
И Аини подтвердила ее подозрения:
– То, что должна была сделать ты. Умащала стопы Бенгет кровью раба!
Лирин не успела ответить. Толпа рабов, только что мирно сидевших на коленях, вдруг разволновалась, загудела, точно разбуженный улей. И над этим гулом, перекрывая его, звуча, как удар гонга, раздался голос палача, сопровождаемый свистом плети:
– Девяносто восемь! Девяносто девять! Сто!
– Сто! – крик палача потонул в общем гомоне.
Некоторые из рабов вскочили на ноги, желая рассмотреть, что творится там, у столба. Но короткие кнуты в руках аскаров тут же заставили их вернуться на место.
Не сдержавшись, Лирин тоже привстала. Солнце, замершее в зените, било прямо в глаза, не давая увидеть ту часть площади, которая интересовала ее сейчас больше всего. Прикрыв глаза ладонью, девушка поняла, что от позорного столба в ее сторону движется человек. Мужчина. Крупный мужчина.
Дворцовый палач.
Она надеялась увидеть и того, другого, но палач шел один, и кроме него на песке не было больше ни одного человека.
Внутри у Лирин все сжалось и похолодело. Она застыла, чувствуя, как сухой, раскаленный воздух Амарры проникает ей в горло и застревает там колючим комком. Превращается в яд. Наполняет легкие, струится по венам, делая тело чужим и непослушным.
А палач, между тем, становился все ближе. Он шел, послушно опустив голову и блестя на солнце выбритым черепом. По его мясистой груди и животу, смешавшись с потом, стекали брызги крови, упавшие во время экзекуции. Кровь была на его лице, на руках, на коротких кожаных штанах. Даже жилистые волосатые ноги были заляпаны. Он весь был в этой крови.
Вот только принадлежала она не ему.
Схватившись одной рукой за подлокотник кресла, Лирин хотела сделать шаг вперед, но ноги стали вдруг непослушными. Ослабевшие колени подогнулись, и девушка медленно, точно во сне, опустилась назад на бархатное сиденье. В голове назойливой мухой жужжала одна-единственная мысль:
Где Эйхард?
Слева от позорного столба мелькнули какие-то фигуры. Лирин узнала прислужников из дворцового святилища. Только личные рабы Мелек имели пурпурные набедренные повязки. И двое из них сейчас тащили по песку бездыханное тело Эйхарда орн Дриза. Следом за ними тянулась широкая кровавая полоса…
Нет, только не это. Он не упал. Не мог упасть.
Этого не должно было случиться!
Глаза Лирин оставались сухими. Но их жгло от сдерживаемых слез. Это маленькая рабыня из Керанны могла позволить себе разреветься. В Ангрейде слезы оставались единственным женским оружием. А вот для наследницы Маренкеш слезы были бесценной роскошью. Женщины Амарры не плачут. Особенно, о рабах.
– Ясновельможная госпожа! – приблизившись, палач бухнулся на колени и приложился губами к ее подолу. – Ваш покорный слуга выдал провинившемуся сто плетей, как и было приказано.
– И?.. – она осеклась. Судорожно впилась ногтями в колени, даже не замечая, как на нее с интересом смотрит сестра.
Если Эйхард не выдержал и упал…