Перси Джексон и последнее пророчество

— Как это ни странно — не очень. Смертные, конечно, в ужасе. Но это же Нью-Йорк. Я никогда не видел людей с таким запасом жизненных сил. Думаю, через неделю они вернутся к нормальному образу жизни. И конечно, не без моей помощи.

— Твоей?

— Я же бог глашатаев. Моя обязанность контролировать, что говорят смертные, и, если возникает необходимость, помогать им осмыслить случившееся. Я их утешу. Поверь мне, они спишут все это на катастрофическое землетрясение или вспышку на солнце. Что угодно — только не правда.

В голосе Гермеса слышалась горечь. Джордж и Марта обвивались вокруг его жезла, но помалкивали, отчего я решил, что Гермес пребывает в бешенстве. Наверно, лучше мне было держать язык за зубами, но я сказал:

— Я должен извиниться перед тобой.

— За что? — Гермес смерил меня подозрительным взглядом.

— Я думал, ты плохой отец, — признался я. — Я думал, ты оставил Луку, потому что знал его будущее и ничего не предпринимал, чтобы его предотвратить.

— Я и в самом деле знал его будущее, — с несчастным видом сказал Гермес.

— Но ты ведь знал больше — не только плохое, не только то, что он станет на стезю зла. Ты предвидел и то, что он совершит в конце. Ты знал: он сделает правильный выбор. Но не мог сказать ему об этом. Правда?

Гермес не мигая смотрел в фонтан.

— Никто не может вмешиваться в судьбу, Перси, даже бог. Если бы я предупредил его о будущем или попытался влиять на его выбор, то все было бы еще хуже. Молчать, держаться подальше от него… Это было самое трудное из того, что доставалось на мою долю.

— Ты должен был сделать так, чтобы он сам нашел путь и сыграл свою роль в спасении Олимпа.

Гермес вздохнул.

— Не нужно мне было злиться на Аннабет, когда Лука посетил ее в Сан-Франциско. Да, я знал, что ей придется сыграть важную роль в его судьбе. Я предвидел все это. Я думал, может, ей удастся сделать то, что не по силам мне, может, она спасет его. Когда она отказалась идти с ним, я едва сдерживал гнев. Глупо. На самом деле мне нужно было злиться на себя самого.

— Но Аннабет все же спасла его, — сказал я. — И Лука умер героем. Он принес себя в жертву, чтобы убить Кроноса.

— Я благодарю тебя за эти слова, Перси. Но Кронос жив. Убить титана невозможно.

— И это означает…

— Не знаю, — проворчал Гермес. — Никто из нас не знает. Превращен в прах. Развеян по ветру. Что ж, может, он размазан таким тонким слоем, что никогда больше не сможет обрести сознание. Я уж не говорю о теле. Но было бы ошибкой считать его мертвым, Перси.

В животе у меня от этих слов все будто перевернулось.

— А где другие титаны?

— Ударились в бега, — скривился Гермес. — Прометей прислал Зевсу письмо с кучей извинений за то, что поддерживал Кроноса. Он, мол, только пытался минимизировать ущерб и всякая такая чушь. Если ему хватит ума, то следующие несколько веков он будет сидеть тихонько и не высовываться. Криос бежал, а гора Отрис лежит в руинах. Когда стало ясно, что Кронос терпит поражение, Океан ушел на глубину. А вот мой сын Лука мертв. И умер он, думая, что я не любил его. Я себе никогда не прощу!

Гермес ударил своим жезлом в водяные брызги, и послания Ириды исчезли.

— Когда-то давно, — сказал я, — ты говорил мне, что самое трудное в положении бога — это неспособность помочь собственным детям. И еще ты говорил мне, что не можешь поставить крест на своей семье, как бы они ни подталкивали тебя к этому.

— Ну, теперь ты хочешь сказать, что я еще и лицемер?!

— Нет, ты был прав. Лука любил тебя. В конце концов он понял свою судьбу. Я думаю, он понял, почему ты был не в силах помочь ему. Он вспомнил то, что было важно.

— Слишком поздно для него и для меня.

— У тебя есть другие дети. Воздай должное Луке, признав их. Все боги могут сделать это.

— Они попытаются, Перси. — Плечи Гермеса безвольно повисли. — Нет, мы все попытаемся сдержать обещание. И может, на какое-то время ситуация улучшится. Но мы, боги, всегда плохо держим свои клятвы. Ведь и ты родился благодаря нарушенному обещанию, помнишь? Потом мы становимся забывчивыми. С нами это всегда происходит.

— Вы можете измениться.

Гермес рассмеялся.

— Ты думаешь, что спустя три тысячи лет боги могут изменить свою природу?

— Да. Думаю.

Казалось, Гермеса удивил мой ответ.

— Ты думаешь… Лука и в самом деле любил меня? После всего того, что случилось?

— Я в этом уверен.

Гермес уставился в фонтан.

— Я дам тебе список моих детей. У меня есть мальчик в Висконсине. Две девочки в Лос-Анджелесе. И другие. Ты постараешься доставить их в лагерь?

— Обещаю, — сказал я. — И я не забуду.

Джордж и Марта зашевелились на жезле. Я знаю, змеи не умеют улыбаться, но мне казалось, они пытаются.

— Перси Джексон, — проговорил Гермес, — возможно, ты преподал нам кое-какой урок.

На пути с Олимпа нас поджидал еще один бог. Посреди дороги стояла Афина, скрестив на груди руки. На лице у нее было такое выражение, что мне как-то сразу поплохело. Она переоделась — джинсы и белая блуза сменили доспехи, — но от этого богиня не казалась менее воинственной. Ее серые глаза сверкали.

— Так, значит, Перси, ты останешься смертным, — констатировала она.

— Да, моя госпожа.