Перси Джексон и лабиринт смерти

Мы брели все дальше. И как раз когда я решил, будто тоннель вот-вот сделается таким узким, что раздавит нас, он привел нас в огромный зал. Я посветил фонариком на стены:

– Ух ты!

Весь зал был отделан мозаичной плиткой. Изображения запачкались и потускнели, но цвета все еще были различимы: алый, синий, зеленый, золотой. Фриз изображал пирующих олимпийских богов. Вон мой папа, Посейдон, со своим трезубцем, протягивает Дионису виноградные гроздья, чтобы тот обратил их в вино. Зевс восседает в окружении сатиров, Гермес парит в воздухе в своих крылатых сандалиях. Изображения были великолепные, но не очень похожие. Я же видел богов. Дионис совсем не такой красивый, а нос у Гермеса совсем не такой здоровый.

Посреди комнаты стоял трехъярусный фонтан. Судя по всему, воды в нем не было уже давненько.

– Что это за место? – пробормотал я. – Вид у него какой-то…

– Римский, – сказала Аннабет. – Этим мозаикам около двух тысяч лет.

– Но как же они могут быть римскими?

Я не такой уж знаток античной истории, но я был уверен, что Римская империя до Лонг-Айленда не добралась.

– Лабиринт похож на лоскутное одеяло, – пояснила Аннабет. – Я же вам говорила, он постоянно растет, добавляя к себе новые куски. Единственное архитектурное сооружение, которое растет само по себе.

– Ты так говоришь, как будто он живой.

Из тоннеля впереди нас донесся звук, похожий на стон.

– Давайте не говорить о том, что он живой! – проскулил Гроувер. – Пожалуйста!

– Ладно, – кивнула Аннабет. – Вперед!

– В коридор с такими неприятными звуками? – спросил Тайсон. Даже он, похоже, нервничал.

– Ага, – сказала Аннабет. – Нам попадаются все более древние ходы. Это хороший знак. Мастерская Дедала должна находиться в самой старой части.

Это было логично. Но вскоре лабиринт принялся шутить с нами шутки: стоило пройти шагов пятьдесят, как тоннель снова сделался цементным, с торчащими из стен медными трубами. Стены были расписаны граффити из баллончиков. Корявая надпись светящейся краской гласила: «MOZ ЖЫВ!»

– По-моему, это уже не римское, – услужливо сообщил я.

Аннабет шумно перевела дух и решительно зашагала дальше.

Через каждые несколько шагов тоннели меняли направление, поворачивали и ветвились. Пол под ногами из бетонного сделался земляным, потом кирпичным, потом снова бетонным. Никакой логики в этом не было. Мы забрели в винный погреб: куча пыльных бутылок на деревянных стойках, – как будто мы очутились в подвале чьего-то дома, но только хода наверх оттуда не было, лишь новые расходящиеся тоннели.

Потом над головой оказались деревянные доски пола. Я слышал голоса над нами и скрип шагов – такое впечатление, что наверху был какой-то бар. Услышав людские голоса, мы почувствовали себя как-то поувереннее, хотя выбраться к ним мы все равно не могли. Мы застряли тут, внизу, и выхода наружу не было. А потом мы нашли свой первый скелет.

Он был одет в белое, что-то вроде формы. И рядом стоял деревянный ящик со стеклянными бутылками.

– Молочник, – сказала Аннабет.

– Чего? – переспросил я.

– Такие люди раньше доставляли молоко.

– Ну да, я знаю, что такое «молочник», но… это же было, еще когда мама маленькая была, миллион лет назад. Что он тут делает?

– Некоторые забредают в Лабиринт по ошибке, – произнесла Аннабет. – Некоторые спускаются нарочно, чтобы его исследовать, и не могут вернуться обратно. Давным-давно критяне нарочно отправляли сюда людей в качестве жертвоприношений.

Гроувер сглотнул.

– Он тут уже давно лежит…

Сатир указал на бутылки скелета: они были покрыты слоем белой пыли. Пальцы скелета цеплялись за стену, как будто он умер, пытаясь выбраться наружу.

– Это просто кости, – сказал Тайсон. – Не беспокойся, козлик. Молочник уже умер.

– Молочник меня не волнует, – возразил Гроувер. – А вот запах… Это чудовища. Ты их чуешь?

Тайсон кивнул.

– Много-много чудовищ. Но под землей всегда так пахнет. Чудовищами и мертвыми молочниками.

– Замечательно! – всхлипнул Гроувер. – А то я думал – вдруг я ошибаюсь?

– Нужно зайти поглубже в Лабиринт, – сказала Аннабет. – Там должен быть путь к центру.

Она повела нас направо, потом налево, через коридор из нержавеющей стали, вроде какой-нибудь вентиляционной шахты, – и мы вернулись в зал с римской мозаикой и фонтаном.

Но на этот раз мы оказались не одни.

Первым, что я увидел, были его лица. Оба. Они находились по обе стороны головы, над плечами, так что голова у него была куда шире, чем следует, вроде как у рыбы-молот. Глядя на него в фас, я видел только два уха, налезающих одно на другое, и симметрично расположенные бакенбарды.

Одет он был, как нью-йоркский привратник: длинное черное пальто, блестящие ботинки и черный цилиндр, который каким-то чудом держался на его двойной голове.

– Ну чо, Аннабет? – сказало левое лицо. – Давай поживей!

– Не обращайте на него внимания, – произнесло правое лицо. – Он невозможный грубиян. Прошу сюда, мисс.

Челюсть у Аннабет отвисла.

– Э-э… Я не…

Тайсон нахмурился.

– У этого дурацкого дядьки два лица!

– У этого дурацкого дядьки еще и уши имеются, знаете ли! – возмутилось левое лицо. – Ну, мисс, давайте, что ли?