Перс

— Вот в том-то все и дело! — согласился Штейн. — В этом вся и загвоздка, что пренебрежимо малое человеческое становится исторически огромным вопреки всем законам природы и истории. Ведь кто такой Христос, как он видится сквозь толщу веков? Обыкновенный человечек, выступивший в роли защитника своего горемычного народа, небольшой ближневосточной племенной горстки людей. Он был раздавлен римской машиной власти, раздавлен был и его народ. И не осталось бы от него и его народа ни строчки, ни слова, однако же теперь этот человек и его народ — два осевых полюса мировой цивилизации, ее диалектический движитель…

Ребята молчали. Я больше запоминал, чем понимал. Хашем, давно уже стемневший лицом от стыда и волнения, поглощенно слушал.

— Впрочем, Бога нет, — грустно заключил Штейн, вдруг весь сникнув. — Что ж, ликбез… Итак, 18 июня 1983 года в Ширазе был приведен приговор о казни через повешение для десяти женщин, не пожелавших отречься от своей веры бахаи. Почему это произошло? Почему начиная с 1844 года в Иране были казнены более двадцати тысяч последователей Баха-Уллы? Ответ столь же прост, сколь и невозможен. Причина смерти этих мучеников та же, что и казни самого их пророка, — вера в возможность обновления, вера в будущее, вера в свершенного мехди, исламского мессию, способного установить закон и справедливость во вселенной. В 1979 году в Иране в результате антишахского переворота установилась власть фундаменталистов, отрицающих будущее и настоящее, обескровливающих все человеческое, все живое и развивающееся, отрицающая историю как продолжающееся откровение. С приходом к власти Хомейни возобновились гонения на приверженцев бахаи, и четыре года спустя были публично казнены десять женщин, отказавшихся отринуть свою святыню. Самая младшая из них — Мона Махмудниджад была только подростком. Вот ее портрет.

Штейн достал фотографию, Гюнель выхватила у него из рук, и на нас глянуло кроткое милое лицо девочки, чьи волнистые волосы были отброшены назад, необыкновенно ясная улыбка.

— Теперь о мехди, о скрытом имаме. Скрытый имам, двенадцатый имам, — прямой потомок Али и Фатимы, скрывшийся в IX веке ради того, чтобы на долгие века стать незримым вождем шиитов. С его возвращением на земле восторжествует справедливость и наступит благоденствие. Приход мехди ознаменует окончательное установление власти над временем. Овладение временем, брак с временем означает покорение вечности. Когда аятолла Хомейни после свержения шаха вернулся в Иран из Парижа, встречавшие его ликующие толпы выкрикивали: «Мехди! Мехди! Мехди!» И первое, что Хомейни сделал, он публично заявил: «Успокойтесь. Я не мехди. Я лишь приготовляю его приход». А вот для бахаи этим тайным имамом как раз и является Баха-Улла. Бахаи считают, что пророк их есть имам Хусейн, что для зороастризма он — шах Бахрам, для индуизма — воплощение Кришны, для буддизма — Будда…

— Не может быть, — сказал Вагиф, и рот его так и остался открытым..

— Вот Гурриэт эль-Айн, первая женщина-поэт Ирана, — Штейн выложил на поверхность гравюру: круглолицая девушка, в платке, смотрящая серьезно, как комсомолка, с добрым лицом, держала руки у шеи в петле из толстой веревки.

— Она некрасивая, — сказала Гюнель.

— Зато святая, — сказал Хашем.

— Гюнелька, сменяешь красоту на святость? — спросил Вагиф.

Я дал ему затрещину.

— Я пошутил, — закричал Вагиф и двинул меня под дых. Мы завозились. И тут Штейн вскинулся, схватил меня за руку и вздернул на сцену.