Перлюстрация. Перехват информации

Если подпись была неразборчива, то ее переводили на кальку и прикладывали к копии письма. Для последующей заклейки конвертов имелись специальные кисточки. О том, что для вскрытия конвертов паром использовали примус и специальные кастрюли, говорил на допросе в ноябре 1929 года бывший сторож петербургского «черного кабинета» Н.У. Спадар.

Теперь цензор в левой руке держал конверт над струёй пара, а в правой — тонкую иглу, которой осторожно отворачивал клапаны почтового конверта.

Но пока В.И. Кривош служил, он рационализировал также технику изготовления состава для печатей, которые наносились особенно часто на дипломатическую почту. Все тот же барон Ф.Г. Тизенгаузен, считавшийся лучшим специалистом по вскрытию дипломатической почты, вспоминал на допросе, что «до 1908 г. при манипуляциях с подделками печатей практиковался состав серебряной амальгамы, а после по предложению Кривоша была введена медная амальгама, которая была и удобнее, и дешевле».

За эти новации в 1908 году В.И. Кривош получил орден Св. Владимира 4-й степени с формулировкой «за выдающиеся отличия». При этом он умудрился снять и сохранить у себя фотокопию с подлинника всеподданнейшего доклада о своем награждении. Между тем, по словам А.Д. Фомина, там было «неосторожно упомянуто о способах вскрытия корреспонденции» и, кроме того, имелась собственноручная помета Николая II «согласен».

Действительно, во всеподданнейшем докладе было сказано следующее: «Коллежский асессор Владимир Кривош… приносит неоценимую пользу секретному делу… Изобретения его в области секретного дела, примененные во всех секретных пунктах империи, дали на практике блестящие результаты, а именно: способ делания твердых металлических печатей, имеющего все преимущества перед применявшимся до сих пор способом делания таковых… и изобретение прибора для вскрытия писем посредством пара; с помощью этого прибора письма вскрываются очень быстро с безукоризненной чистотой и без малейших следов вскрытия».

На безукоризненности вскрытия и заделки писем в российских ЧК настаивал в своих мемуарах и сам В.И. Кривош. Он, в частности, писал: «Письма, перлюстрированные в России, как бы они хитро заделаны ни были, не сохраняют на себе ни малейшего следа вскрытия даже для самого пытливого взгляда, даже опытный взгляд перлюстратора зачастую не мог уловить, что письмо уже было однажды вскрыто».

То же рассказал и Ф.Г. Тизенгаузен: «…работа… в целом была очень тщательной и не вызывала никаких подозрений и установка… заключалась в работе на качество, а не на количество. Последующей перепроверки работы цензоров ни с какой стороны не производилось… каждый был заинтересован в результатах работы».

Но С.И. Карпов, чиновник Санкт-Петербургского почтамта, сотрудничавший с ЧК с 1905 года, говорил обратное: «Корреспонденция, возвращаемая из цензуры, имела явные следы вскрытия, так например, имелись морщины, клапаны не сходились, были следы постороннего клея и прочее». Наверно, истина, как это часто бывает, лежит посередине: стопроцентного качества заделки вскрытой корреспонденции, естественно, не было.

Методику работы с перлюстрированными письмами после их вскрытия хорошо описал киевский журналист в апреле 1917 года: «…архив кабинета… содержался в изумительном порядке. Каждая копня была занумерована и содержала отметку: кем, кому, когда, откуда и куда письмо писано.

Если на письме имелась неразборчивая подпись, то подпись эта на кальке с поразительной точностью и большим мастерством копировалась и такое факсимиле в размере подлинника приклеивалось к копии письма. Если в тексте… встречалось неразборчивое или непонятное слово, то… ис этих слов делались на кальке отпечатки и вклеивались в соответствующих местах».

Большинство писем после вскрытия задерживалось в ЧК не более 2-х часов. Содержавшие интересные сведения откладывались для снятия копий отмеченных мест. В среднем на сто вскрытых конвертов делалась одна выписка. Такие выписки или копии, как я уже говорил, назывались меморандумами.

Просмотренные письма после всех манипуляций заклеивались, а чтобы не подвергать письмо вторичной перлюстрации, в одном из уголков или на ребре ставился условный знак — точка (так называемая «мушка»). Отборщики писем не должны были знать о «мушке». Копий или выписок в делах цензуры в 1880-90-е годы не оставляли.

Собранные за день выписки, обычно 7–8 (по другим сведениям — от 3-х до 20), немедленно отправляли с курьером на квартиру министра внутренних дел. Курьером был обычно один из сторожей ЧК. Позднее пакет доставлялся в канцелярию министра. Старший цензор вел специальные записи для составления годового отчета.

С.П. Белецкий считал, что в среднем министру внутренних дел ежедневно направлялось двадцать — 25 выписок и лишь иногда — более 40. Последний царский министр внутренних дел А.Д. Протопопов говорил на допросе, что ему ежедневно представляли 6–7 писем, редко — 10–15.