Периферийные устройства

Окно деполяризовалось, – видимо, это сделал бородатый. Машина свернула в Чипсайд, и Недертон чуть не крикнул: «Эй, тут косплейная зона, сюда нельзя заезжать!» И тут он заметил, что улицы опустели. Ни телег, ни кебов, ни двуколок, ни лошадей. Автомобиль ехал на запад, мимо лавок с шалями и перьями, духами и серебром – тех самых, мимо которых он в детстве гулял с матерью, украдкой фотографируя волшебство живописных вывесок. Интересно, где теперь эти снимки? Вместо обычной вечерней толпы на тротуарах виднелись лишь одинокие пешеходы, растерянные и напуганные. До Недертона внезапно дошло, что это люди. Они не получили сигнал, отправленный перифералям под управлением облачных ИИ, – перифералям, что разыгрывали жизнь кебменов, портных-кустарей, праздных джентльменов и уличных мальчишек. При виде машины пешеходы прятали глаза, как в Ковент-Гардене, когда Лоубир достала приставский жезл.

– Здесь пусто, – заметила Флинн. В голосе удивленное разочарование, ничего больше.

Недертон нагнулся вбок и заглянул за высокую спинку переднего сиденья. В лобовом стекле высилась мрачная громада Ньюгейта. Он лишь раз дошел сюда с матерью, и она почти сразу повернула обратно – уж больно тягостно было смотреть на усаженные шипами гранитные стены.

Здесь, объяснила она, в западных воротах Сити более тысячи лет стояла тюрьма. В 1902-м, в начале странно оптимистичной эпохи до джекпота, этот мрачный символ снесли, а за несколько лет до рождения Уилфа восстановили с помощью ассемблеров. Клептархи (мама никогда не произносила этого слова вслух, по крайней мере при нем) сочли разумным и правильным вернуть Ньюгейтской тюрьме ее историческое место.

Перед ним была та самая окованная дубовая дверь, вся в железных бляхах, на которую он смотрел мальчиком. Мама сказала, эта дверь в свое время напугала маленького Диккенса, но он не знал, кто такой Диккенс, и услышал «напугала дико».

Тогда, маленького, она напугала его дико. Сейчас, взрослого, тоже.

118. Мужик с балкона

Это был не Коннер. Не Коннер. Перифераль. Вещь, принадлежащая брату Льва. Павел. Уилф называл ее Павлом. И еще учителем танцев. И Коннер действовал сознательно. С ним все хорошо. Лежит сейчас на белой кровати рядом с Бертоном и кроет себя последними словами, что промахнулся. И все равно ведь с пятьдесят шестого этажа отвесно попал почти в цель. Уж точно метил он не в рободевушку.

Флинн знала, что все видела, могла бы пересказать события, но вот как видела – не помнила. Наверное, это было то же, что в надувной палатке, где их прогоняли через рамки. Типа наркоза перед операцией. Вроде не спишь, но ничего не помнишь.

А теперь они еще и разогнали свой Чипсайд.

Уилф тянул шею, разглядывая что-то впереди. Теперь и она это увидела. Как раздавленный каменный ананас в черных железных шипах. Явно строился, чтобы напугать людей до потери пульса. Странно, что в «Нейшнл географиках» ни разу не было фотки. Должно быть, дико популярное туристское место.

Тут дверцы машины одновременно открылись, и рободевушки вывели их с Уилфом наружу, держа, чтобы не попытались убежать.

Никто их не встречал. Вообще никого больше не было, только она, Уилф, Даэдра, мужик с балкона и две рободевушки. Лица у обеих были забрызганы кровью периферали – будто роботская кожная болезнь. Одна держала за локоть Флинн, другая – Уилфа.

Через ворота, напомнившие ей баптистское аниме про ад. Бертону и Леону понравились там падшие женщины, они сказали, классные телки.

В холод и полумрак. Решетки на дверях, выкрашенные белой краской, из-под которой проступала ржавчина. Плиты на полу, как дорожки в каком-то неправильном саду. Тусклые лампы, словно глаза огромных больных животных. Крохотные окошки, темные, будто сразу за ними стена. По узкой каменной лестнице, цепочкой. Флинн вспомнилось начало одного эпизода в «Чудесах науки», когда исследователи паранормальных явлений отправились в такое место, где люди много страдали и умирали. А может, просто такой ужасный фэншуй, который втягивает дурную энергетику, как черная дыра. Хотя, судя по виду, скорее все-таки страдали и умирали.