– Клевая медсестричка говорит, суки в спрут-косах продырявили ему жопу, – сказал Коннер. – Девка – класс. Мейкон говорит, уложила половину, Карлос, мать его за ногу, только двоих.
– Ты чего не в будущем, не летаешь в стиральной машине? – спросила Флинн.
– Надо ж когда-то есть.
Хун бочком протиснулся в щель между сложенными мешками. В руках у него был пластиковый контейнер.
– Кому суп с креветками?
– Мне, – ответил Коннер.
Хун увидел Бертона, поднял брови:
– Что с ним?
– Траванулся, – ответил Коннер. – Не боись, не твоей едой. В «Джиммис». Так дристал, что чуть коньки не отбросил.
Флинн глянула на Грифа. Тот слегка расширил глаза, давая понять, что настоящий разговор окончен, по крайней мере на время.
Гонсалес? Он ей заливает? Лоубир ему заливает?
94. Вода «Аполлинарис»
Бар был по-прежнему закрыт, как и несколько минут назад. Недертон глянул на свой палец, прижатый к стальному овалу в полированной дверце. Да, стаканчик-другой сейчас бы сильно помог, но в остальном он был почти готов позвонить Лоубир и сказать, что Флинн не пойдет к Даэдре. В конце концов, это не его решение. Хотя он в какой-то мере чувствовал себя соучастником.
Недертон пообещал Флинн, что сразу позвонит Лоубир, и действительно собирался в скором времени выполнить обещание, хотя и без всякого энтузиазма. Мотивы Флинн он вроде бы понимал, однако разделить не мог. Впрочем, возможно, они шли от той же архаической самостоятельности мыслей и поступков, которая его так в ней завораживала. Завораживала и пугала. Интересно, почему одно почти всегда связано с другим? И еще интересно, могла ли Лоубир подслушать их разговор? Тлен считала, что инспектор слушает все.
Недертон нервно заходил по каюте, глянул в окно на темный гараж.
Спрутосвет запульсировал: под арку вошла Лоубир. Он отступил от окна: определенно ее широкие плечи, дамский деловой костюм. Недертон вздохнул. Нашел панель, которая поднимает кресла, выбрал два и поднял. Взглянул на закрытый бар. Снова вздохнул, подошел к двери, распахнул ее, выглянул наружу. Лоубир уже подходила к трапу.
– Я была поблизости, – с улыбкой проговорила она. – Ехала поболтать с Кловис и подумала заглянуть. Надеюсь, я вам не помешала.
– Вы знаете? – спросил он.
– О чем?
– О решении Флинн.
– Да, – ответила она. – После стольких лет мне все равно немного совестно. Хотя я и не просила подключать меня к вашему разговору. Его выловили тетушки.
Интересно, подумал Недертон, неужто ей и впрямь до сих пор совестно подслушивать? Может быть, это чувство сродни его собственной неловкости от ее признания, хотя всем давно известно, что клептархи могут перехватить любой разговор. И что так всегда делалось.
– В таком случае вы слышали, что я согласился с условиями Флинн.
– Да, – ответила она, начиная подниматься по трапу. – Как и растерянность в вашем голосе.
– И вы знаете, что она не пойдет к Даэдре, если вы не уберете из уравнения нечто, называемое тусняком.
Лоубир остановилась на середине трапа:
– И что вы сами по этому поводу чувствуете, Уилф?
– Ситуация неловкая. Вы помните, что я был готов идти. Однако вы предложили сделать в их мире нечто, что она сочла малоэтичным.
– Не просто малоэтичным, – ответила Лоубир, начиная подъем. – Она сочла это гнусностью. И была бы совершенно права в своей оценке, если бы до такого и впрямь дошло.
– А вы собирались довести дело до конца? – Недертон посторонился, освобождая проход.
– Я проверяла оперативников в полевых условиях. Один из моих базовых навыков.
– Вы не стали бы этого делать?
– Не вмешайся Флинн, я заразила бы их легким штаммом норовируса, предварительно обеспечив ей и остальным иммунитет. И наверное, огорчилась бы. Впрочем, я изначально рассматривала такой сценарий как маловероятный.
Она вошла в каюту.
– Это был трюк? – спросил Недертон.
– Экзамен. Вы тоже его прошли. Вы приняли правильное решение, хоть и не понимая почему. Полагаю, вы сделали так, потому что она вам нравится, и это дорогого стоит. Я бы не отказалась выпить.
– Выпить?
– Да, спасибо.
– Я не могу открыть бар. У вас, может быть, получится. Приложите большой палец вот сюда.
Лоубир подошла к бару, приложила палец. Дверца уехала вверх.
– Джин с тоником, пожалуйста, – сказала Лоубир.
Из мраморной стойки поднялся стакан, изумительный в своем сократовском совершенстве.
– А вам? – спросила она.
Он попытался заговорить. Не смог. Кашлянул. Лоубир взяла стакан. На Недертона пахнуло можжевельником.
– «Перрье», – выдавил он. Голос был чужой, слово – дикое, будто на птичьем языке Тлен.
– Извините, сэр, – ответил бар молодым мужским голосом с немецким акцентом, – у нас нет «Перрье». Могу предложить «Аполлинарис».
– Да, хорошо, – ответил Недертон уже собственным голосом.
– Лед? – спросил бар.
– Да, пожалуйста.
Появилась его вода.
– Я не понимаю, зачем вы проверяли Флинн, – сказал Недертон. – Если, конечно, вы проверяли именно ее.
– Да, ее. – Лоубир жестом пригласила его сесть.
Недертон взял свою ничем не пахнущую воду и вслед за Лоубир прошел к столу.