– Ребята из Уолтера Рида говорят, жизненные показатели хорошие. Они хотят, чтобы он поспал подольше, так что дрон продолжает понемногу вводить снотворное.
– Хорошо, – произнес Гриф. – Спасибо.
Он опустил телефон.
– Надо поговорить, – сказала ему Флинн, жалея, что принесла «Полли».
– Да, но не о том, что мы, по-твоему, собрались делать.
– Вот уж фиг.
– Сама. – Он показал телефон. – Только что позвонила и вычеркнула тусняк из плана операции.
– Вы не будете его применять?
– Нет. Абсолютно точно.
– Хм, – сказала Флинн, а про себя подумала: «Ну вот, и стоило так накручиваться?» – Это ее была идея?
– Да. Мне это сразу показалось неразумным. Она ответила, что я не привык действовать с позиции силы. – Он как-то странно глянул на Флинн. – Кловис, ничего если я попрошу ненадолго оставить нас одних?
Рыжая девушка уже шла к выходу с тюком кровавого белья. Кловис последовала за ней.
– Теперь она говорит, что не станет его применять? – спросила Флинн, когда Кловис прошла за синюю пленку. – Почему?
– Твой разговор с пиарщиком.
– Она слушала?
– Как я понимаю, она может подслушать что угодно, где угодно.
– То есть все время сидит и слушает?
– У нее есть трансляции глобальных разведданных, мощнейшие аналитические инструменты. Я работаю с очень серьезными системами, но те неизмеримо сложнее. Она говорит, никто в них ничего толком не понимает, включая ее саму. Они самоорганизуются и, видимо, произошли от программ того типа, которыми я пользуюсь сейчас. Если ты упомянешь что-нибудь, что ее касается, по любому устройству или вблизи любого устройства, она узнает об этом мгновенно. А как я понимаю, ее касается все, что ты говоришь.
– Тусняка не будет?
– Отменен.
– Почему ты сам не убедил ее, что затея паршивая?
– Применить это вещество – зверство в самом буквальном юридическом и моральном смысле. Как бы мы ни пытались перевести стрелки, на репутации «Сольветры» осталось бы несмываемое пятно. «Сольветра» заботится, чтобы горожане не переплачивали за чили-доги, и при этом готова опрыскать религиозных манифестантов, пусть довольно противных, веществом, которое превратит их в сексуальных маньяков?
– В «Сольветре» знали? Кто?
– Нет. Знали я и Кловис.
– Она мне сказала. Но только само слово. Как действует, объяснил Томми.
– Мне пришлось поставить его в известность. Он должен был подготовиться, чтобы потом разгребать последствия. Я рад, что ты положила этому конец.
Флинн глянула на него:
– Все равно не понимаю, почему ты не отговорил ее сам.
– Потому что, по сути, я тут ничего не решаю. Из-за более насущных проблем.
– О чем ты?
– Лоубир знает историю своего мира и тайную историю нашего. История, в результате которой появился ее мир, включает убийство президента.
– Гонсалес? Да иди ты.
– Она не дожила до конца второго срока.
– Ее выберут снова?
– Да. И по мнению Лоубир, именно убийство Гонсалес раскрутило маховик джекпота на полную.
– Черт.
– Мы, возможно, сумеем этого не допустить.
– Лоубир знает, как изменить историю?
– Это еще не история. Лоубир знает в значительной степени, что на самом деле произошло здесь. Теперь наши миры разошлись и будут расходиться дальше. Расхождение можно направить, но лишь приблизительно. Никаких гарантий, что получится в результате.
– Она хочет остановить джекпот?
– Смягчить в лучшем случае. Он уже в значительной степени начался. Лоубир надеется, и я тоже, что в этом континууме удастся избежать системы, которая действует в ее мире. Она считает, и тут я тоже согласен, что первый необходимый шаг – предотвратить убийство Фелиции Гонсалес.
Флинн смотрела на него круглыми глазами. Это что, самый бредовый бред, даже после событий последней недели? Его серые глаза были совершенно серьезны.
– Кто убивает президента?
– Вице-президент, если не входить в подробности.
– Уолли Амброуз? Эта гнида?
– То, что делает «Сольветра» и ваш конкурент, может еще изменить события, но за счет краха мировой экономики, что само по себе опасно. Однако я не знаю всего, что знает Лоубир. Она не посвящает меня полностью во все, что ей известно. К тому же у нее несравненно больше опыта. Скажи она, что без применения тусняка президента не спасти, я бы его использовал.
– Почему?
– Потому что она рассказала мне, каков ее мир. Изложила свою карьеру, свою жизнь. Я не хочу идти в ту сторону.
– Эй, где моя клевая медсестричка? – заорал Коннер.
Его единственная рука с вытатуированным по длине гаптразовским девизом «Всегда впереди» обнимала черную шею Мейкона. Сам Мейкон был по пояс голый, в мокрых трусах, волосы тоже мокрые. Коннера он по большей части уже упаковал в полартек и теперь, уложив на койку, помог натянуть рукав.
– Пойду за своей одеждой, – сказал Мейкон, потом глянул на Флинн и Грифа. – У вас все в порядке?
– Лучше некуда, – сказала Флинн.
– Как Бертон? – спросил Коннер, глядя на ее лежащего без сознания брата.
– Это к врачам, – ответила она.
– Головной офис отменил раздачу, – сообщил Гриф Мейкону.
– Ладно, – сказал Мейкон. – Объясните мне, что это должно было быть?
– В другой раз, – ответил Гриф.
Мейкон поднял брови, повторил: «Схожу за одеждой» – и вышел.