– И видать, много, если Корбелл Пиккет танцует перед ними на задних лапках.
– Да, знаю. Очень мутная история, Томми. Лучше, если позволишь, я не буду тебе все сразу объяснять.
– Те четверо в машине?
– Кто-то влип. В охранной фирме. Я случайно видела кое-что, и я – единственная свидетельница.
– Можно спросить что?
– Убийство. Тот, кто послал тех ребят, хотел убрать Бертона, потому что думал, я – это он. И наверное, всю нашу семью, на случай если он кому-нибудь рассказал.
– Поэтому теперь у вас над домом дроны и ребята дежурят в лесу.
– Да.
– А сегодняшние двое?
– Наверное, примерно та же история.
– Откуда приходят деньги?
– От колумбийской фирмы. Им надо, чтобы я опознала убийцу или, по крайней мере, сообщника. А я его видела и знаю, что он виноват.
– В игре, ты сказала?
– Слишком сложно объяснить. Ты мне веришь?
– Наверное. Деньги такие, что за ними стоит что-то недоморощенное. – Томми тихонько побарабанил пальцами по полиэтиленовому чехлу на шляпе. – Так под чем ты спала? – Он поднял бровь. – Косметический прибор?
– Пользовательский интерфейс. Бесконтактный. – Флинн подняла корону, чтобы Томми было виднее, потом аккуратно, вместе с проводами, положила на постель.
– Летаешь? – спросил Томми.
– Хожу. Это как другое тело. Я не спала. Телеприсутствовала в другом месте. Когда это делаешь, то отделяешься от своего тела, так что не можешь ему повредить.
– С тобой все хорошо, Флинн?
– В каком смысле?
– Ты очень уж спокойно рассказываешь.
– Похоже на бред?
– Есть отчасти.
– Все еще бредовее на самом деле. Но если я начну сходить с ума по поводу того, какой это бред, то будет вообще писец. – Она пожала плечами.
– «Легкий Лед».
– Кто тебе рассказал?
– Бертон. Вообще тебе подходит, – улыбнулся Томми.
– То были просто игры.
– А теперь нет?
– Деньги реальные, Томми. Пока.
– И твой двоюродный брат выиграл в лотерею.
Флинн решила не отвечать.
– Встречалась как-нибудь с Корбеллом Пиккетом? – спросил Томми.
– Не видела его с тех пор, как он разъезжал с мэром на рождественских парадах.
– Я тоже лично не видел. – Томми поднял руку и глянул на часы, наверное, еще дедушкины, старинные, показывающие только время. – Но мы оба сейчас увидим. В доме.
– Кто сказал?
– Бертон. Хотя, как я понимаю, инициатива исходит от мистера Корбелла Пиккета.
И он старательно, обеими руками, надел шляпу.
56. Свет в ее голосовой почте
Все происходило без сознательных усилий, в идеальном для него режиме. Язык, развязанный превосходным виски, сам собой нашел ламинат на нёбе. Появилась незнакомая эмблема – туго свернутая спираль, какая-то этническая черная вышивка. Видимо, с намеком на круговое течение. Значит, мусорщики стали частью того нарратива, в который со временем превратится нынешняя кожа Даэдры.
На третьем гудке эмблема поглотила все. Недертон был в огромном терминале, сером и гранитном, под исчезающе высоким потолком.
– Будьте добры представиться, – произнес голос невидимой молодой англичанки.
– Уилф Недертон. Могу я поговорить с Даэдрой?
Он глянул на свой столик, на бар, на пустой стакан. Алюминиевый пол вокруг столика был теперь с ювелирной точностью вмонтирован в гранитный пол Даэдры: демаркатором служил вуалирующий механизм клуба. Теперь Недертон не видел ни бара, ни митикоид, а значит, не мог заказать еще порцию.
По длине уходящего вдаль зала, словно упражнение на линейную перспективу, стояли прямоугольные пилоны, а на них, на уровне глаз, – знакомые миниатюры ее хирургически содранных кож между двумя стеклами. Типичное бахвальство: на сегодня она вырастила всего шестнадцать экспонатов, и, значит, здесь стояли по большей части дубликаты. Бледный, будто зимний, свет пробивался через невидимые окна. Слышался звук, такой же неопределенный, как освещение, и настолько же неприятный. Намек ясен. Приемная для нежеланных гостей.
– Отлично, – сказал он и услышал, как слово эхом отразилось от гранитных стен.
– Недертон? – спросил голос, словно подозревая, что это какой-то незнакомый эвфемизм.
– Уилф Недертон.
– По какому вопросу вы хотели бы обратиться?
– Я до недавнего времени был ее агентом по связям с общественностью. Личный вопрос.
– Сожалею, мистер Недертон, но вас в нашем архиве нет.
– Куратор Анни Курреж из галереи Тейт-постмодерн, эксперт по неопримитивизму.
– Что-что?
– Спокойно, дорогуша, пусть система распознавания образов поработает.
– Уилф? – спросила Даэдра.
– Спасибо, – ответил он. – Никогда не любил Кафку.
– Кто это?
– Не важно.
– Что тебе надо?
– Незаконченное дело, – произнес он с тихим и совершенно безыскусным вздохом, который воспринял как знак, что вступил в игру.
– Насчет Аэлиты?
– С какой бы стати? – изумленно ответил он.
– Ты не слышал?
– Что?
– Она исчезла.
Недертон мысленно сосчитал до трех:
– Исчезла?!
– Она устраивала прием в мою честь, после истории с Мусорным пятном, в «Парадизе». Когда после этого включились охранные системы, Аэлиты не было.
– Куда она делась?
– Она не находится, Уилф. Нигде.
– А почему охрана была отключена?
– Протокол. Для приема. Это ты испортил мне молнию?
– Нет.
– Тебя огорчили мои татуировки.