– У меня намечена для нее дальнейшая роль, – продолжала инспектор, когда оба сели, – в случае если поход на суаре Даэдры пройдет успешно. Возможно, и для вас тоже. Вы – мастер своего дела, несмотря на определенные недостатки. Удивительным образом недостатки и специфические умения порой тесно связаны.
Недертон отпил глоток минералки. У нее был странный привкус – быть может, известняка.
– Можно спросить, что именно вы предполагаете?
– Боюсь, что не могу вам сейчас сказать. Я отправляю вас к Даэдре, где ни я, ни Лев не сможем вас защитить. Лучше вам не знать больше, чем сейчас.
– Вы буквально знаете все про всех? – спросил Недертон.
– Абсолютно точно – нет. Мне мешает избыток информации, обильной до полной бессмысленности. Изъяны системы объясняются тем, что мы принимаем весь этот океан данных и предлагаемые алгоритмами моменты принятия решений за приемлемый аналог полной определенности. Сама я добиваюсь наилучших результатов, когда делаю вид, будто знаю относительно мало, и действую соответственно. Хотя это куда легче сказать, чем осуществить.
– Вы знаете, кто тот человек, которого видела Флинн? Убийца Аэлиты?
– Думаю, да. Однако этого мало. Парадоксальным образом государство, выросшее на тайнах и лжи, по-прежнему требует доказательств. Не будь бремени доказательства, все превратилось бы в бескостную массу, в протоплазму. – Она отхлебнула джина. – Каким часто и представляется. Просыпаясь, я должна напоминать себе, каков сейчас мир, как он таким стал, какую роль я в этом сыграла. То есть я живу до нелепого долго во все усиливающемся осознании своих ошибок.
– Ошибок?
– Наверное, если смотреть реалистически, не следует их так называть. Тактически, стратегически, в свете всех возможных исходов я делала лучшее, что могла, и, в общем-то, по-прежнему думаю, что у меня неплохо получалось. Цивилизация умирала от недовольства собой. Сегодня мы живы благодаря тому, что я и другие сделали, чтобы не допустить ее смерти. Вы сами не видели ничего иного.
– О, привет! – сказала перифераль Антона из открытой двери в хозяйскую каюту. – Не ждал вас здесь.
– Мистер Пенске, очень приятно, – сказала Лоубир. – Как дела с кубом?
– Кто его выдумал? – спросила перифераль (теперь уже определенно товарищ брата Флинн, Коннер), прислоняясь к косяку так, как никогда бы не прислонился Павел.
– Истерзанный народ в полной власти извращенца, – ответила Лоубир.
– А похоже, – сказал Коннер.
– Как мистер Фишер? – спросила Лоубир.
– По тому, как все вокруг квохчут, можно подумать, ему задницу отстрелили нафиг, – ответил Коннер с легкой усмешкой, которая совсем не вязалась с лицом периферали.
95. Целые миры рушатся
– Ты работаешь в «Клейн, Крус, Верметт»? – спросила Флинн рыжую девушку, которая стелила ей постель в дальнем конце комнаты, где они ели.
Уголок завесили синей пленкой, и, кроме прямоугольного куска бежевого пенопласта, здесь ничего не было. Девушка только что вытащила из чехла новенький спальный мешок и теперь расстегивала на нем молнию.
– Да. – Она разостлала спальник на пенопласте. – Подушка, к сожалению, не прилагается.
– И давно?
Девушка подняла на нее глаза:
– Давно подушку не прикладывают?
– Давно ты работаешь в «ККВ»?
– Четыре дня.
– У тебя в сумке пистолет?
Девушка только посмотрела на Флинн.
– Ты работаешь на Грифа? Как Кловис?
– Я работаю в «ККВ».
– Приглядываешь за ними?
Тот же взгляд, никакого ответа.
– Так чем ты обычно занимаешься?
– Я не пытаюсь выставить себя дико крутой, но я правда не могу сказать. Есть ограничения помимо обычной оперативной секретности. Спроси Грифа. – Она улыбнулась, чтобы прозвучало не так резко.
– О’кей.
– Хочешь быстродействующего снотворного с коротким периодом полувыведения?
– Нет, спасибо.
– Тогда спокойной ночи.
Девушка вышла. Флинн только сейчас обратила внимание, что она сменила камуфляж на по-настоящему стремные джинсы и голубую майку-алкоголичку с эмблемой «Клэнтон-Уайлдкэтс» на груди. По пути сюда они прошли мимо Брента Верметта: у того на голове была защитная панама, которая больше подошла бы Леону, а на руке – дешевые черные пластмассовые часы.
Флинн поставила «Полли» на раскрытый спальник, сняла бронекуртку и бросила ее на стену из мешков. Села на пенку, развязала шнурки. Кроссовки явно пора было выбрасывать. Сняла их, встала в носках на пол, стянула джинсы, снова села, взяла «Полли» и прикрыла ноги полой спальника. Было не темно и не светло, просто все синее, будто ты в прозрачном кубе безовского пластика. Из соседних помещений вдоль потолка пробивался свет. Наверное, его приглушили, чтобы им с Бертоном лучше спалось. Голоса тоже звучали тихо. Флинн легла здесь, потому что ее койка была нужна Кловис. С Бертона сняли мокрицу, Кловис надела шлем и осмотрела шов, делая, что ей говорят доктора в Вашингтоне. Как Эдвард, когда что-нибудь дистанционно чинит через визу. Только шлем – более старая технология. С правительственным оборудованием всегда так – то оно суперсовременное, то допотопное. Бертон был в сознании, но дурной от лекарств. Флинн поцеловала его в колючую щеку и пообещала заглянуть утром.
– Алло?