Перфекционистки

«Боже милосердный, неужели Джулия выложила ему все?»

– А потом, как я понимаю, ваш отец оказался в тюрьме. И что вы чувствуете по этому поводу?

– А вы как думаете? – фыркнула Паркер. Она посмотрела в окно. – Мать меня за это возненавидела. Она считает, что это я виновата во всем, что случилось той ночью. Возможно, так и есть. Но он тоже виноват.

– Ваш отец?

– Нет, – она осеклась. – М-мой друг.

– Что вы имеете в виду?

Паркер зажмурилась. Перед ее глазами всплыло лицо Нолана. Она не собиралась ничего рассказывать, но забылась и зашла слишком далеко.

– У меня был еще один лучший друг, кроме Джулии. Той ночью, когда отец на меня набросился, он дал мне «окси», хотя знал, что отец меня убьет, если застанет под кайфом.

– Но почему же ваш друг это сделал? – нахмурился Элиот.

Паркер подняла плечи, потом тяжело опустила их.

– Нолан есть Нолан. Иногда он играл с людьми, просто так, от нечего делать.

Элиот сощурил глаза.

– Нолан… Хотчкисс?

Паркер уставилась на него, ее пульс участился.

– Вы его знали?

Элиот покачал головой.

– Нет, мне известно только то, о чем пишут в газетах. Ну и как сложились ваши отношения после?

Паркер наклонилась вперед, прижала к груди одну из диванных жаккардовых подушек.

– Я его не любила.

– То есть вы уже не были друзьями? – слегка нахмурился Элиот.

– Да нет, конечно! После того, что случилось, он ни разу даже не посмотрел в мою сторону.

– Вы были на его похоронах?

– Да. Поймите меня правильно, я не хотела, чтобы с ним такое стряслось. Но смешно ожидать, чтобы я все глаза себе выплакала над его гробом. С какой стати? – Дрожь пробежала по ее спине. – Все эти рыдания, заламывания рук, весь этот театр… Это… пробуждает тяжелые воспоминания.

Элиот едва заметно кивнул.

– Это довольно распространенная реакция.

– Да?

Элиот заглянул в свой блокнот.

– Джулия говорила, что у вас бывают приступы головной боли. Панические атаки. Как часто это происходит?

– Несколько раз в неделю. – Паркер пожала плечами. – Головные боли приходят и уходят. Панические атаки… ну, они случаются, если меня что-то пугает. Громкие звуки, неожиданные движения. Автомобильные выхлопы. Типа такого. А еще иногда трудно что-нибудь вспомнить. У меня такие огромные провалы…

– Очень похоже на посттравматическое расстройство, – сказал Элиот, откидываясь на спинку стула. – Что не удивительно, учитывая, что вам пришлось пережить.

Паркер вскинула на него глаза.

– Это то, что бывает у солдат, когда они приходят с войны?

– Верно. Именно среди ветеранов наблюдалось больше всего таких случаев. Но это может случиться с любым, кто перенес тяжелую травму. Ваше тело снова и снова бурно реагирует на все, что воспринимает как угрозу, даже если на самом деле угроза совершенно незначительна. Но есть и хорошие новости – это полностью излечимо.

Паркер села, твердо поставила обе ноги на пол и повернулась к доктору. В голове у нее все поплыло. Она пришла сюда только ради Джулии и была уверена, что никто и никогда не сможет ей помочь. Но Элиот говорил так, словно и впрямь стоило попробовать. Может быть, она все-таки не безнадежна?

Уже очень давно она не чувствовала ничего подобного.

– Дело вот в чем, Паркер. – Голос Элиота прозвучал очень мягко. Паркер вытерла глаза и взглянула на него. – Все это не означает, что вы в чем-то ущербны. Это означает только то, что ваше сознание приспособилось к ощущению постоянной угрозы. Это адаптационный механизм.

– По-моему, это и есть ущербность, – сказала Паркер с глубоким, судорожным вздохом. – Классно. Выходит, я дважды калека. Лицом и разумом.

Элиот поцокал языком.

– В том или ином смысле мы все искалечены. Просто большинство людей называют это «опытом». У вас такого опыта оказалось слишком много. С отцом. С матерью. С Ноланом.

Она кивнула.

Неожиданно Паркер почувствовала, как Элиот взял ее руки в свои. Кисти у него были теплые, с легкими мозолями на подушечках пальцев. Как будто он в свободное время играл на каком-то музыкальном инструменте. Элиот быстро пожал ей руку и отпустил.

– Паркер, у тебя есть все основания никому не доверять, – негромко сказал он. – Никто не вправе винить тебя за настороженное отношение ко всему вокруг. Но бояться нечего. Обещаю, что если ты сумеешь хоть немного поверить мне… если сумеешь рискнуть… я сделаю все, чтобы тебе помочь.

– Как? – выпалила Паркер, не сомневаясь, что покраснела до ушей.

– Мы будем работать вместе. Любая терапия начинается с познания себя. Я попрошу тебя подумать над тем, как именно твои привычки, мировоззрение и особенности твоего характера приспособлены для того, чтобы помогать тебе жить и защищать от угроз. После этого спроси себя честно, помогают они тебе или причиняют вред. Например, когда ты чувствуешь приближение головной боли, постарайся сфокусироваться на чем-то, что находится прямо перед тобой. На чем-нибудь реальном, скажем, на своей руке, и постарайся удержаться в реальности. Кажется, пустяк, но, поверь, это помогает.