Переворот

— Мне кажется, — сказал он, продолжая разговор, — что о правдивости мифа должно судить, рассматривая его не по кусочкам, а по созданному им gestalt[29]. Этот мистер Якуб с его большой головой и схожестью с Франкенштейном выходит за рамки достоверности, но это же можно сказать и о Гитлере, о Жанне д'Арк и об Иисусе. Они существовали. Многое существует, и наши сны говорят нам, что существует еще больше вещей, возможно, и где-то в других местах. Главное в мифе — вера в него и то, соответствует ли он фактам, произошедшим в прошлом. Позволяет ли он нам жить, продолжать существование? Якуб на этот счет выступает непререкаемо, но если оглянуться вокруг, белый человек и в самом деле, как говорит Оскар, дьявол.

Кэнди залилась краской до ворота свитера.

— Мне бы следовало обидеться, — сказала она, — да только все вы такие милые.

— Мы вовсе не милые, — сказал Малыш Барри. — Мы обезьяны-насильники.

— Белые люди вовсе не хотят быть дьяволами.

— Ни один дьявол не хочет быть таким, — сказал ей Хаким Феликс. — Но это ваша трагедия, а не наша. — Ему стало жаль ее. — Я думал при этом не столько о прелестных американских девушках, сколько о французских офицерах, которые командовали мной. Они ходят в отутюженной темной форме и с коробками на голове, кричат на солдат-африканцев и бьют их как одержимые. Даже двигаются они злобно, словно их дергают, точно это мертвецы, в которых вселился дьявол. Мы таких называем «зомби». — Он был раздосадован тем, что она отвлекла его от беседы, оказавшись в сложной ситуации, когда белая женщина вынуждена общаться с черными, — отвлекла от настоятельной необходимости высказать ту истину, которая уже сформулировалась в его мозгу.

Малыш Барри снова повернулся к Оскару Иксу.

— Американские негры так долго вкручивали всякую ерунду Старику-Хозяину, что он никак не может остановиться и вкручивает ее себе. Пока он не оторвет от земли свою блестящую жопу и не включится в игру, он может так и просидеть на корточках у основания кучи. А игра в том, чтобы хватать. За этим мы и приехали в школу — чтоб научиться хватать. Есть лишь один путь добраться до верху — пролезть. Мы с сестрой Эсмеральдой из Коммунистической евангелистской ассоциации сошлись по крайней мере в одном: забудь, что твоя кожа цветная. Твой доллар такой же зеленый, как и у остальных.

Репа Шварц сказал:

— Уилли Мэйз послал мяч через забор — это дало ему четыре очка.

— Совсем рехнулись, алчные вы головы, — заметил Оскар Икс. — Без Исламского братства или другой подобной организации черный человек в любом северном городе меньше чем ничто. Его там просто нет, на его месте дыра. Когда нашего брата из Второго храма забирают эти дьяволы-полицейские, мы отправляемся в участок в хороших костюмах, и тогда к нам относятся внимательно. Нас не избивают. Эти дьяволы откладывают в сторону свои дубинки и улыбаются, потому что видят силу.

— Можно иметь силу и без веры в предрассудки, — сказала Эсмеральда.

— Нет, — сказал будущий Эллелу. Слово «костюмы» напомнило ему о том, что он хотел сказать. — Нужна целая гора мифов, чтобы что-то изменилось. Нужен мистер Якуб и остров Патмос, чтобы человек из гетто надел костюм. Оскар, ты говоришь, что Аллах появился в Детройте в тридцатом году в обличье торговца макинтошами по имени У. Д. Фард и исчез в тридцать четвертом; христиане говорят, что Он появился в Иерусалиме в тридцатом году и затем исчез в тридцать третьем. К чему привели эти невероятные слухи? Рабы на частицу дюйма приподняли голову. Достаточно ли такого результата? Да. Ничто меньшее вообще не даст никакого результата. Диктатура пролетариата, божественность того или иного странника... ключевой вопрос не в том, можете ли вы это доказать. Но дает ли это нам возможность управлять реальностью, которая иначе задавит нас?

Голос его звучал напряженно, проникновенно. Эллелу видел по лицам сидевших в кабинке, что его ораторское выступление не абсурдно или не только абсурдно. Конечно, он имел в виду не мелкие заботы этих американцев, даже беднейшие из которых по африканским меркам являются богачами, — в его мозгу шевелилась смутная идея, связанная с далеким Кушем. Кэнди положила бледную руку на его руку и похлопала в утешение, что такое будущее никогда не осуществится, или возвращая его в действительность этого момента, этих чужеземных акцентов, этих обильных возлияний, этого уютного бара, этого «сезона быка».