- Только не я, - засмеялся Виталий и машинально взглянул на часы. - Нет, правильно я угадал, что вы человек счастливый… Вы же часов не наблюдаете… Уже восемь минут как идет ваш урок!
- Как?! - вскочила она. - А где же дети?
22.
Спортзал.
Трое взрослых людей - физкультурница, Числитель и Виолетта Львовна - стоят и смотрят в глаза детям, от которых еще пышет баскетбольной горячкой.
- С чего вы взяли, что Виолетта Львовна отменила урок? - спрашивет Виталий, и по лицу его ясно, что он не намерен шутить.
Ни секунды замешательства. Отвечает целый хор чистых и ясных голосов:
- Она сама сказала!
Виталий оглянулся на Виолетту Львовну - она стояла, прислонившись к "шведской стенке". У нее взгляд, испуганно вопрошающий: милые мои, где же совесть ваша?!
- Неправда! Когда вам это сказали? При каких обстоятельствах? - гневно выясняет Виталий.
- Сегодня утром на бульваре, - улыбаясь, говорит Тамара Петрова. - Ну, Виолетта Львовна, скажите вы сами!
- Да, девочка… - Голос у англичанки дрогнул. - Но в каком смысле я говорила об этом?
- Откуда мы знаем, в каком? Мы думали - в обыкновенном! - кричит Гродненский.
- Можно, я напомню? - выступил вперед и обаятельно улыбнулся Коробов. - Вы сказали так: "Сегодня я готова пожертвовать уроком английского. Не наукой единой жив человек". Мы подумали - заболели…
Виталий и физкультурница уже решительно ничего не понимают.
- Да, пожертвовать, но ради чего?! - вне себя кричит Виолетта Львовна. - Ради беседы же, ради волнующих вас вопросов!
- А мы не поняли, - кратко, чистосердечно, невинно заявляют ребята.
Виолетта Львовна медленно выходит из зала. У нее вздрагивает голова.
23.
И вот 6-й "Б" у себя в классе. У доски стоит хмурый Виталий. Обстановка напряженная.
- Виолетта Львовна хотела пожертвовать часом науки во имя морали. А поскольку морали у вас нет, она не смогла этого сделать… Теперь я попробую! Гродненский, тебе ясно?
- Не-а, - отвечает Гродненский в полном восторге. Настроение класса сразу улучшилось от известий, что урока не будет.
- А вы нам почитаете? - кричат из угла.
- А чего мы будем делать?
- А домашнее задание можно решать?
- А Курочкин щипается!
- Закрыть рты! - Виталий потемнел.
Куда делась вся его игривая легкость, вся его снисходительная терпимость!
- Давайте начистоту. Вот и сейчас зол на вас. Это нехорошо, но факт. И сами вы два дня ходите обозленные. И обижена учительница, из-за которой у меня зависть к вам: мне не посчастливилось у такой учиться. И парта Лени Пушкарева пустует. Где Пушкарев?
- А мы откуда знаем?
На подоконнике Виталий замечает чей-то старенький ученический портфель.
- Это не его портфель?
- А вы откройте! - советует Коробов. - Если там письма от американского президента, - значит, его!
Хохот.
- А ну, тихо! Вы правдолюбы, это я уже понял. Вы расквитались с обманщиком. Так? Мартынцева, что это еще за позы?
Галка, прогнув спину, закинула назад голову и держит у носа мокрый носовой платок.
- Нет, ничего, - говорит она спокойно и выпрямляется. - Все в порядке.
- А ты его не защищай! Это он ее треснул, Пушкарев! - кричит Коля Козловский.
И весь класс взрывается:
- Сперва все узнайте, а потом заступайтесь!
- Он всех околпачил!
- С ним никто не может дружить!
- Зачем вообще его перевели в нашу школу?
- У него все, не как у людей!
- Прославиться хотел! - кричит Тамара.
- Неправда! - вскинулась Галка. - Он первый предлагал позвать Андрюшку, он себе ничего не присваивал… и не командовал, как некоторые…
- Вот видите, - подойдя к ней и опустив руку на ее плечо, думает вслух Виталий, - можно, значит, и так объяснить: человек хотел дружить с вами, собрать вас за своим столом… От одиночества он пошел на эту хитрость, не от хорошей жизни! И в сущности, он мало что выдумал, там больше правды, в этом письме… Парень кожей чувствовал, что где-то люди в беде, только не знал, какие… И я, шляпа, не оценил сразу, не понял… Их мы не спасли, далеко они. Но давайте хоть со своими товарищами обращаться по-человечески! Об этом и хотела говорить с вами Виолетта Львовна, но вы были "заняты"!
И по глазам Числитель увидел, что эта речь дошла. Если не до всех, то до многих.
- Вот у меня вопрос к Мише Гродненскому. Кто сегодня принес клей и опрокинул на тетрадь Пушкарева?
- Это не я, - хмуро отозвался Гродненский, не поднимая глаз.
- А что Коробов скажет?
- Я не приносил, - с достоинством говорит Андрюша.
- А мне все-таки кажется, что это сделали ты и Гродненский. И не исключено, что Курочкин. Вот, кажется, и все! Поэтому вы трое скажете своим мамам… нет, с мамами я не могу… вы скажете своим отцам, что их вызывают в школу…
- Да, а если он дерется, как ненормальный, - заскулил Гродненский. - Если он меня убьет?
- Я ему скажу, чтоб он поаккуратней. А если отцы не придут - я звоню им на работу. Ясно?
- Мой не придет, - ломким голосом говорит Андрей. - Он занят…
- Что, с утра до позднего вечера?
- Да!
Класс затаил дыхание. Смысл столь напряженной тишины неясен одному Виталию.
- Где же он так много трудится?
- Это нельзя при всех говорить! - крикнул ужасно взволнованный Гродненский.