Переведи меня через Майдан...

События того года он помнил прекрасно. Сам Медведев в столице Грузии находился всего два дня, сразу после начала «бунта», который журналисты окрестили «тюльпановой революции». По экрану телевизора поплыли знакомые кадры. Вот толпа врывается в зал заседаний. Кто-то вскакивает на столы, разбивается техника для подсчёта голосов, рвутся документы, в окна выбрасывают компьютеры. Другая людская толпа сопротивляется, идёт потасовка. Драка. Впрочем, пассивная. Спецназ, который охранял здание парламента, явно не желал показать то, чему его учили в спецшколах. Так. Интересующего Медведева человека, на экране не было. Да его и не должно быть в зале. Сколько тогда работало камер на «революцию»? Пятнадцать? Двадцать? Сколько бы не снимало, всё, что осталось на плёнке — улика. Победителей, как говорится, не судят. Вот если бы проиграли, тогда подобная запись могла сыграть трагическую роль в судьбах многих людей. А потому, все пытались замаскироваться. Кто за марлевые повязки. Кто за спины товарищей. Тактика, как свет старая, но проверенная. Перемотать кадры. Что тут? Улица. Бунтовщики, а иначе их Медведев не называл, выходят из дверей, поднимают флаги, размахивают белыми полотнищами с изображением святого Георгия Победоносца. Георгий Брегвадзе, будущий президент Грузии, выступает перед повстанцами. Его помощники восторженно кричат… Стоп! — Медведев удовлетворённо прищёлкнул пальцами. — А вот и наш клиент. Михай Павелич стоит несколько в стороне от будущего правительства, однако, внутри охранения. Прокольчик, господин Павелич. Ваше место в данный момент должно было быть где угодно, но только не в зоне оцепления. А он выставился. Видимо, не удержался. Всё-таки, тщеславие дерьмовая штука. Так. «Грач» тогда тоже работал в Тбилиси. А если серб его видел? И запомнил?

Медведев вынул кассету, положил её в сейф, нажал кнопку селекторной связи и вызвал дежурного по гаражу:

— Сан Саныч, прикажи дать машину. Поеду, к «деду».

— С ребятами?

— Да нет. Проведать.

— Тогда передай привет. Ждём из отпуска.

* * *

Голова Киевской областной рады Панчук Петро Михайлович очень не любил, когда его тревожили в верхах. При прежних-то премьерах было не очень весело, а теперь вообще, скажи кому, не поверят. Вроде как недавно с ним сидели рядом на совещаниях, водку вместе после выговоров пили, а теперь…

Петр Михайлович прекрасно знал, зачем его вызывает САМ. Выборы, другой причины теперь не просто не имелось. А Киевская область — это порядка пяти миллионов голосов избирателей, вот так то. Интересно, чем он задабривать станет? Вон, министру транспорта пост премьера, по слухам, пообещал. Может, и врут, но больно похоже на правду. А ему что, может министерское кресло? А почему бы и нет? Скажем, в сельском хозяйстве он вполне смог бы навести свой порядок.

Секретарь распахнул дверь, и Петро Михайлович прошёл внутрь знакомого кабинета. Хозяин сидел в кресле, во главе овального стола и внимательно изучал бумаги, лежащие перед ним. Петро Михайлович встал напротив главы кабинета министров, но тот, казалось, присутствия руководителя центральной, столичной, области не замечал.

Кашлянуть, что ли? — подумал Панчук, но тут же оставил эту мысль. Если хочется САМОМУ покуражиться, то пусть его…

— А, это ты. — Яценко поднял взгляд на руководителя Киевщины. — Почему так долго шёл?

— Как вызвали, сразу к вам.

— А приходить надо не только когда вызывают. — Яценко встал напротив Петра Михайловича. — А и тогда, когда есть что сказать своему старому товарищу. — Владимир Николаевич опёрся о край стола. — Ну-ка, друг любезный, доложи, с чего это Козаченко по твоей территории так разбегался?

— Не понял. — Петро Михайлович опешил. Ничего себе, начало встречи…

— Ты бельмами своими на меня не смотри. Вот, что мне сорока на хвосте принесла. — Яценко развернулся, схватил лист, который только что внимательно изучал, и прочитал. — Двадцать четвёртого августа состоялся митинг в Белой Церкви. Присутствовало более пяти тысяч человек. Через два дня митинг запланирован в Василькове. Потом в Борисполе. Намечены митинги в Богуславе, Тетереве, Ирпене. И все на одной неделе. — лист упал на стол. — Ну, что скажешь? Или опять ничего не знаешь? А, может, продался?

— Владимир Николаевич, — в горле Панчука в миг пересохло. — побойся Бога…

— Заткнись! — Яценко говорил тихо, но чётко и внятно. — Бога я не боюсь. А в церкви только для профанации ноги обиваю. И потому, лучше ЕГО не поминай. Не то место. — Яценко наклонился над Петром Михайловичем так, что главе области, человеку почти двухметрового роста, показалось, будто он стал лилипутом. — В общем так, Панчук: не будет у меня кворума по твоему региону, живьём сгною.

Крепкая рука потянулась к Петру Михайловичу, ухватилась ха лацкан пиджака и притянула далеко не тщедушное тело Головы Киевской области к пышущему гневом телу премьера:

— Понял?

— Да. — Панчук едва не задохнулся в «дружеских» объятиях. — Только как я могу помешать?