Переведи меня через Майдан...

— На завтра я собираюсь назначить расширенное заседание Кабинета министров. — произнёс президент. — Здесь. В Конче. Позвони всем. Пусть приедут на одиннадцать. И обзвони всех Голов областей. Передай губернаторам, что мы их тоже ждём. Практически, ты уже президент. И жизнь продолжается. Нечего им сидеть по своих городишкам и смотреть эту пакость. — Кучерук кивнул на телевизор. — Пусть почувствуют, что власть на месте, и ничего не изменилось. А Киев? Да что Киев… Побузит и успокоится. Долго, на морозе они не выдержат. Сорвутся. Вот тогда мы их и прижмём.

— А может, — сделал предположение Владимир Николаевич, — мы бы инаугурацию сейчас провели? Именно в данный момент.

— Не терпится? Всё вам не терпится. Что тебе, что ему. — президент сделал ещё один кивок головой в сторону экрана. — А придётся потерпеть. — Даниил Леонидович встал, оправил халат, давая тем самым понять гостю, что аудиенция окончена. — Инаугурация должна пройти в соответствии с Конституцией. То есть, на ней обязаны присутствовать все депутаты. Абсолютно все. Иначе, нам припишут нарушение законодательства.

— Они вообще объявили Козаченко президентом в меньшинстве!

— Но, тем не менее, Администрацию на Банковской захватить не решились. Козаченко не дурак. И если бы не Литовченко, то всё давно бы закончилось. Наш «газовщик», вот кто центральная фигура процесса. И, к тому же, нервная. Потому и ждём, когда он сорвётся.

— И сколько, интересно, придётся ждать? — Яценко не понравилось, что беседа не была столь откровенной, на что он рассчитывал, и к тому же, короткой.

— Сколько нужно. — твёрдо ответил президент и протянул руку для прощания.

Уже сидя в машине, и возвращаясь в Киев, премьер ещё раз перебрал в уме все фразы, которые произнёс президент, и понял, что тот имел в виду.

— Тарас. — Владимир Николаевич повернулся всем телом к Коновалюку. — Звони в Донецк, Луганск, Харьков. Пусть присылают сюда людей.

— Сколько?

— Чем больше, тем лучше. И пусть не жлобятся на командировочные. Потеряем гривну, получим доллар. И лучше всего по железной дороге.

— Чтобы жили в вагонах? — догадался Тарас Гнатович.

— Именно. — подтвердил премьер, — После поезжай в штаб Кузьмичёва. Попробуй его перекинуть на нашу сторону. Торгуйся. Обещай. Чёрт с ним, дадим ему, что он хочет. Он нам сейчас во как нужен.

Премьер резко провёл ребром ладони по горлу, высадил Коновалюка, и дал указание водителю ехать к министерству транспорта, на проспект Победы.

* * *

14.34, по Киевскому времени

Егор Федорович скинул пальто на любимый кожаный диван, и жестом указал Тарасу Гнатовичу на стул: мол, располагайся. Сам прошёл к барной стойке, извлёк на свет божий бутылку мартини и два бокала.

— А, может, что покрепче? — тут же поинтересовался он, кивнув на бутылки, оставшиеся стоять за стеклом.

— Нет. — депутат поднял в знак протеста обе руки. — Сегодня много работы. Нужно, чтобы голова оставалась свежей.

— Согласен.

Жидкость заполнила хрусталь, и, через минуту перетекла в депутатские желудки.

— Давай, уговаривай меня. — сказал Кузьмичёв, поморщившись от ломтика лимона.

— А что вас уговаривать? Вы не девушка. — Коновалюк закусывать не стал. — Мы подумали над вашим предложением.

— Точнее.

— Мы предлагаем вам место спикера в парламенте, и два портфеля в кабинете министров.

— Голова Рады? Заманчиво. — Кузьмичев обсосал внутреннюю часть кожуры фрукта и бросил её на блюдце. — Только следует учесть два момента. Первый: сначала вы должны победить.

— Потому я к вам и приехал.

— Во-вторых, победить должен я. — Кузьмичёв вновь наполнил бокалы. — На следующих выборах. В парламент. Сам должен понимать, Тарас Гнатович. Без определённого количества голосов, мне место спикера не видать, как собственных ушей. А где гарантия, что я одержу победу? Нет таких гарантий.

Кузьмичёв чокнулся со стоявшим на столе бокалом Коновалюка и одним глотком осушил посуду.

— Мы вам поможем. С выборами.

— Да нет, Тарас Гнатович. — Егор Фёдорович покачал головой. — Так не пойдёт. Каждый из нас должен сам тянуть свою лямку. И твой отец, Тарас Гнатович, прекрасно это понимал.

— Признаюсь, мне неприятно слышать от вас о моём отце. — Коновалюк и не пытался скрывать свои чувства. Он приехал с деловым предложением. И хотел, чтобы оно было рассмотрено в самое кратчайшее время. Без всяких уходов на отвлечённые темы.

— Твоё право. — пожал плечами первый коммунист Украины. — Только мы с твоим батькой врагами не были. Конкурентами — да. А вот врагами — никогда. — Кузьмичев заметил, как собеседник поморщился. — Что? Не нравится слово конкурентами? Пусть будет противниками. Однако, повторюсь, не врагами. — рука Кузьмичева приподнялась и опустилась на подлокотник кресла, как бы ставя точку в предложении. — Твой отец понимал: Украина исторически уже сложилась. Стала такой, какая есть. И стала такой не из воздуха. И у неё есть свои истоки. В том числе и коммунистические. Как-то он, помнится, высказался, что если бы не коммунист Хрущёв, то не бывать Крыму украинским.