Переведи меня через Майдан...

— Ничего. Найдите способ, сообщить своему руководству, что у спецназа на Банковой нет никакого огнестрельного и холодного оружия. Только предметы самообороны. Так что, угрозы для начала репрессивных действий со стороны властей нет.

— Какому руководству передать? — приглушенным голосом спросил Тарасюк.

На том конце провода рассмеялись:

— А ведь и верно. У вас же не одно руководство. Козаченко, Степан Григорьевич. Либо Литовченко. Лучше, даже, второму. И как можно быстрее.

* * *

Четверг, 24-е 03.00, по Киевскому времени

В три часа ночи Самойлов и Дмитриев находились на проспекте Победы, в районе стации метро «Шулявська», возле входа в здание издательства «Голоса України».

У входа в издательство, несмотря на поздний час, во всю кипела суета. Сергей Александрович Кривошеенко отдавал распоряжения парням с символикой организации «Час» на рукавах. Те, точно выполняя инструкцию, быстро блокировали двери и ворота издательства, и теперь проверяли всех, кто выходил из здания.

— И вы здесь? — знакомый голос заставил журналиста оглянуться. Юлька. Одетая в дублёнку, на ногах унты, в меховой шапке, напоминала маленькую эскимоску, непонятно зачем появившуюся в центре Киева. — Как здорово!

— В три часа ночи? На морозе? И здорово? — Володя попрыгал на месте, чтобы ноги, обутые в туфли на тонкой подошве, немного пришли в чувство. — У вас, леди, нездоровый оптимизм.

— А у вас больной пессимизм. — выстрелила в ответ девчонка. — Ну, да ничего. Вот когда мы будем у вас в Москве делать революцию…

— Где, где? — тут же перебил её Дмитриев. — Я не ослышался? Ваше руководство собирается произвести московский переворот?

— Нет, отчего же так, — Юлька поняла, что сболтнула лишнего. — Просто мы обсуждали возможность…

— Почему леди замолчала? — Самойлов заметил, как пикетчики остановили рабочего, вышедшего из дверей издательства, и проверили у того сумку. — Тогда продолжу я. Вы обсуждали возможность мировой демократической революции. Во всех странах говняного СНГ. Ведь так?

— У нас про СНГ подобных слов не говорили.

— Но подразумевали. Что, собственно, одно и тоже. А теперь, юное создание, давайте немного отвлечёмся. Посмотрите на дверь. Что вы видите?

Девушка обернулась. Рабочий в растерянности расстегнул полы куртки, и несколько молодых, крепких рук прощупывали его одежду на наличие незаконного объекта, типа газеты с объявлением имени нового президента Украины. Юлька повела плечом:

— А что здесь такого? Они могут весь тираж вынести в сумках, а потом его переправить во все регионы страны.

— Ты хоть сама понимаешь, что говоришь? — Самойлов шморгнул носом. Проклятый насморк. — У вас, в демократической стране, обыскивают человека, без санкции прокурора, без какого — либо другого оправдательного документа. Только потому, что подозревают, будто он, может быть, несёт несколько экземпляров газет. Вы ратуете за свободу слова, при этом плюя на свободу личности. Но одного, без второго не бывает. Вы называете власть преступной, при этом сами совершаете противозаконные действия.

— То, что вы видите, революционная необходимость.

— Нечто подобное я уже слышал. — встрял в разговор Дмитриев. — Из уст наших проституток — историков, которые пытались пересказать труды Ленина.

— В таком случае, леди, вам следует вступать в коммунистическую партию. — сделал вывод Самойлов.

— Или молодёжное объединение «Час» переименовать в коммунистический союз молодёжи. — добавил от своего имени Володя.

— Дураки.

Девчонка отвернулась. Мужика «революционеры» отпустили с миром. Видимо, компрометирующего материала у него не нашли.

— Юлька. — первым прервал молчание Дмитриев. — Ты у нас девушка умная…

— Не у вас. — отрезала юная оппозиционерка.

— Согласен. Но умная. Так вот к чему я веду. Скажи: сколько может втихаря, вынести газет один рабочий?

— Ну, — протянула девчонка, судя по всему прикидывая вес, — Газет двадцать.

— Я тоже так думаю. А сколько работает на фабрике человек? Можешь не отвечать. Две тысячи. Максимум, три. Если учесть, что кто-то из них должен работать, другие отдыхать, то сегодня ночью будет выносить контрабанду только тысяча человек. Итого, двадцать тысяч газет. Это притом, что вы никого не станете задерживать. Двадцать тысяч. На двадцать миллионов избирателей. На пятнадцать — восемнадцать миллионов семей. Юлька, как называют человека, который коллекционирует редкие марки?

— Филателист.

— А газеты? — Володя посмотрел на сложившегося пополам журналиста. — Самойлов, не вижу ничего смешного. Да такая газета завтра будет на вес золота. Если сегодня уничтожат весь тираж. Будь я на месте того мужика, вынес бы не двадцать, а сто штук.