Переведи меня через Майдан...

У Литовченко перехватило дух. Господи, какие же ещё слова найти для этих безмозглых чурбанов, в пластиковых шлемах? Для этих истуканов. Господи, помог бы что ли?

Неизвестно, услышал Господь депутата, или нет, однако, помощь поспела.

Из второго ряда неожиданно выскочила девчушка, лет семнадцати, с букетом гвоздик в руке. Она от кого-то отмахнулась, видимо от своего парня, стремительно подбежала к первому ряду «ОМОНа» и робко обернувшись, с явно выраженным восторгом на лице, вставила гвоздики в смотровую прорезь в щите. Выражение лица милиционера за опущенным пуленепробиваемым пластиком щитка на шлеме видно не было, но то, что он никак не отреагировал на поведение девчонки, и цветы остались в средстве индивидуальной защиты, взбодрило сторонников оппозиции.

— Милиция с нами! — кто-то выкрикнул в передних рядах, и масса глоток поддержала его.

— МОЛОДЦЫ!

Литовченко несколько расслабился. Кажется, напряжение удалось снять. Он повернулся к Сурхуладзе:

— Оставайся с людьми. И запомни: никакой самостоятельности! Никакого захвата помещения! Слышишь меня? Только стоять, и больше ничего! Если кто-то будет выходить из помещения, немедленно докладывать мне. Задерживать, но не проверять. Ждать нашего приезда. Всё понял?

— Да. — Гия был явно недоволен происходящим. Когда они ехали в Киев, он рассчитывал на то, что их опыт борьбы с властью окажется востребован. На что намекал и Павелич, в телефонном звонке, когда его депортировали из столицы Украины. Теперь же получалось, они выполняют простую техническую роль, которую смог бы исполнить любой другой политик среднего, если не нижнего, звена.

Литовченко понял настроение «боевика».

— Всему своё время, Гия. Будет и по твоему уровню работа. Как говорится, будет тебе белка, будет и свисток.

* * *

21.23, по Киевскому времени

«Немец» стоял возле Национального банка Украины, и курил. Он успел заметить, как Козаченко покинул своих соратников по борьбе. Его, закрыв со всех сторон своими телами, провела в двери главного финансового заведения страны его же собственная охрана. «Немец», видя необычное для начала революционных событий, поведение лидера, пришёл к выводу: намечается нечто такое, что связано с криминальным кодексом Украины. А посему, решил тоже дальше не двигаться. Не хватало ещё связать себя с органами правопорядка, или, что ещё хуже, безопасности. И принял единственно правильное решение: отойти в сторону, продолжая ждать, и наблюдать.

* * *

21.44, по Киевскому времени

Капитан Князев приподнял ворот пальто и плотнее затянул на шее шарф.

— Замёрз? — Синчук спросил просто так, не дожидаясь ответа. Он стоял по ту сторону трёх рядов спецназа, наблюдая за коротким выступлением Литовченко. И одна мысль билась в голове подполковника: неужели началось?

— Да вроде нет. Но трясёт. — руки капитана действительно ходуном ходили.

— Это от нервов. Только не вздумай сто грамм принять. Ещё хуже станет.

Один из манифестантов влез на столб, и привязал к нему флаг Украины. По ту сторону обороны прозвучали одобрительные выкрики. «ОМОН» перестроился в два приёма, и теперь те, кто стоял в первом ряду, оказались за спинами своих товарищей. Один из них повернул щит в сторону сотрудников госбезопасности, и подполковник увидел на нём три ярко-алых гвоздики.

— Какие сто грамм? — отмахнулся Князев, не глядя на «омоновца». — Как думаешь, они дальше пойдут, или всё-таки остановятся?

— Надеюсь, ума у них хватит. Либо страха.

Мобильный телефон завибрировал в кармане костюма подполковника.

— Кто? — поинтересовался Князев, кивая на дисплей плоской «Нокии».

— Новокшенов. — прошептал Синчук и более громким голосом произнёс, — Слушаю вас. Артём Фёдорович.

— Молодец, что слушаешь. — прохрипел голос в трубке. — Что у вас там происходит?

— Тысячи три, или четыре человек подошли к зданию Администрации президента…

— Это я и без тебя по телевизору вижу. Ты рассказывай, что у вас внутри творится?

— МВД прислали четыре отряда «омоновцев». Два из них заняли позицию перед зданием, блокируя к нему все подходы.

— Чем вооружены?

— Огнестрельного оружия не наблюдаю. Только средства для рукопашного боя.

— Понятно. Наших сколько привёл?

— Два подразделения. Как вы и приказали.

— И тут молодец. Вот что, подполковник. — голос прокашлялся, затем продолжил отдавать приказы. — Ты, если что, докладывай. В любое время суток. Утром тебя подменим. Всё, бывай.

— Как всегда? — поморщился Князев. — Ребята, держитесь, и всё такое…

— Почти. — Станислав Григорьевич спрятал «трубу» в карман. — Только с одним предупреждением. Не стоять на смерть.

— И за то спасибо. — выдохнул капитан, и ещё плотнее затянул шарф.

* * *

22.05, по Киевскому времени

— Пан Тарасюк?

Степан Григорьевич вздрогнул. Давненько он не слышал этот голос. В эту ночь ему не спалось. К тому же лежать на неудобном диване в приёмной штаба Козаченко, подогнув под себя ноги, было сплошным мучением. А тут ещё этот противный голос.

— Что вам от меня нужно?