Перевал

Бывает же, когда одна лишь пара глаз, глянувших на тебя в упор, невидимыми путями дает тебе ощутить свою силу, свой гнев или доброту, свою радость или досаду. А тут в муллу нацелилось множество широко открытых, полных ожидания глаз. По их совокупным, направленным на него отовсюду лучам мулла пытался узнать помыслы каждого. Мулла обдумывал, каким неуловимо хитроумным ходом расположить к себе ожидающих от него ответа мужчин и женщин и вместе с тем, не восставая против новых законов, остаться верным шариату.

— Слава аллаху. Слава аллаху… — чуть покачиваясь, произнес он негромко и, взяв лежащую на подушке какую-то книгу, стал ее перелистывать. Кажется, он начал читать стихи из Корана — зашевелил губами, прищурив глаза и мерно покачиваясь. Вскоре он достал из висевшей у него под мышкой сумки крохотную, чуть больше спичечной коробки, книжечку в позолоченном переплете. Положив ее на ладони, он прикоснулся к ней лбом, после чего поднес книжечку к губам, целуя ее. Раскрыв книжку на какой-то странице, почитал про себя, шевеля губами, и наконец заговорил о шариате.

Как только в руках у муллы оказалась позолоченная книжка, все зашевелились, подобно тому, как густая пшеница еще секунду назад стояла не шелохнувшись, изнывая от знойной духоты, и вдруг начинает шуршать, шелестеть, раскачиваться от малейшего дуновения ветерка. Люди оживились было, но как только заговорил мулла, все застыли, словно неподвижные изваяния. Они, казалось, были убаюканы мелодичным, протяжно-грустным голосом муллы. Он звучал сейчас проникновенно, не так, как при обычном чтении сур из Корана в часы намаза.

Простодушные люди старались понять и запомнить все, что говорил ученый мулла. Ни Серкебай, ни Батийна и никто из собравшихся не прервал хода мыслей муллы.

«Вот оно как! Не делаю ли я противное шариату, когда толкаю женщин на развод?» — засомневалась Батийна в своей правоте. — Что, если он скажет: «У уруята, мол, свои пути, у шариата — свои. Мы не против того, что ты услышала на большом съезде. Но и вы не вмешивайтесь в дела шариата. Если женщине, связанной с мужем священным браком, муж не даст разводную, согласно законам шариата, она не вправе уйти от него». Что тогда? Пожалуй, эти мерзавцы еще растопчут меня… Если мулла повернет так, надо тотчас разоблачить лживость его слов и прямо заявить: «Мы не признаем законов шариата!»

Батийна отбросила мелькнувшие было сомнения.

Мулла, прокашлявшись, продолжал:

— Священный шариат ставит перед супругами — мужем и женой — три условия: первое — согласие родителей, второе — чувство расположения, любви супругов друг к другу, третье — священный брак.

По рядам сидящих прошло едва уловимое движение, чуть слышный шепот. Батийна облегченно вздохнула:

«Если применить правильно, то и законы шариата, значит, на нашей стороне!»

— Так вот, — заключил почтенный мулла, — если нарушено хоть одно из этих условий, то брак не получил благословения. Тем самым надо признать, что совершается насилие над судьбой женщины.

Многие из мужчин не уразумели, насколько приемлемо для них то, о чем толковал мулла.

«Как же могут перечить родители, если получат от меня калым честно нажитым скотом?»

«Посмеет ли противиться жена, если мулла свяжет ее со мной священным браком?»

Не хуже осенних въедливых туманов эти мысли угнетали душу каждого, скребли сердце.

Серкебай чувствовал себя на распутье, не совсем уверенный, надо ли держаться строго тех трех условий, о которых говорил мулла.

— Э… да будут истиной ваши слова, мой дамбылда! — Он с наигранным восторгом хлопнул себя обеими ладонями по ляжкам. — По-моему, среди сидящих тут нет ни одного мужчины, который бы женился, не связавшись со своей женой священным браком. Признайтесь, кто из вас взял себе жену — пусть это будет байбиче или токол — насильно, без ее согласия? Или… — Серкебай замолк, приподняв руку до уровня плеч, и оглядел сидящих: — Признавайтесь, кто взял жену насильно? Не таитесь и те, кто живет с женой нечистым путем, без брака.

С места раздались мужские голоса:

— Среди нас нет ни одного человека, кто бы насильно взял себе жену.

— Мы уплатили за своих жен честно нажитым скотом и взяли их с согласия родителей.

— Жена, которой противен ее муж, не согреет постель. Такую жену первой прогонит сам муж…

«Ишь ты, прогонит сам муж, говорит! Какая издевка, а?!» — раззадорилась Батийна и энергично подняла руку:

— Чего молчите, женщины? Скажите, от кого зависит, чтоб постель была теплой, — от мужей или от жен? Разве жена может одна согреть постель, если ее холодит муж? Теперь не такое время, чтобы молчать, опустив головы к земле! Скажите, не таясь, зачем вы приехали сюда?