Перевалъ

И вот уже совсем скоро, наравне с верноподдаными Царю и Отечеству драгунами Аракчеев мчался верхом на настоящем, свойственном только Кавказу маштаке. Именно эта неприхотливая порода степных лошадей из покон веков служила в драгунских полках Кавказской каваллерийской дивизии. Плохо приспособленная к манежным перестроениям и эволюциям, неказистая на первый взгляд порода прекрасно зарекомендовала себя в условиях трудной горной аванпостной и караульной службы, став верным боевым добронравным другом Российским драгунам. В отличии от перекормленных, малоподвижных и рослых лошадей, маштаки с легкостью переносили все тяготы и лишения армейской жизни — внезапные атаки на полном карьере, погони, долгие переходы по горным тропам, скудное и часто нерегулярное кормление. И, конечно же, именно маштак, невысокий, поджарый, сверхподвижный и выносливый, стремительно нес своего бравого наездника по раскинувшейся между многовековых гор степи, преследуя злостного неприятеля. С необычайной храбростью и удивляющей всех силой Аракчеев рубился на саблях, покоряя бесчисленные полчища горцев. А вечером, скромно потупив взгляд, принимал похвалы высшего начальства, ордена и медали. И уже через год, а может быть и раньше сам Император принимал Алексея Андреевича в петербургском Зимнем Дворце или в московском Кремле и торжественно вручал ему золотую саблю с именной памятной гравировкой под царским вензелем.

Но не только мечты о военных заслугах наполняли голову старшего лейтенанта, мокнущего под моросящим над дагестанским милицейским блокпостом ночным дождем. Другая, совершенно отличная от армейской службы, но также неприменно касающаяся Кавказа мечта ласкала молодое сердце. Мечта о женщине.

Настоящая кавказская женщина, дитя гор, представлялась Аракчееву малообразованной, дикой и грубой, но прелестной своей стройной статью, грациозностью лани, с длинной угольно-черной косой и покорными глубокими, как лесные озерца глазами. Они встретятся где-нибудь высоко в горах, на пороге уединенной от шумного аула сакле. Она преподнесет ему глиняный кувшин с парным козьим молоком. Он же, смертельно уставший, в дорожной пыли, крови и славе, спешится со своего маштака и будет долго пить молоко, искоса поглядывая на прелестное создание, скромно переминающееся с ноги на ногу в паре шагов от него. Потом, конечно же, будут страстные поцелуи, нежность горячего тела, сладкий голос и покорность рабыни. По окончанию службы он заберет ее с собой в Россию и познакомит с родителями. Они будут жить в большом белокаменном доме на берегу Волги и долгими зимними вечерами он будет воспитывать ее, обучать светской жизни. Она же с молчаливой благодарностью быстро усвоит все необходимые знания и уже совсем скоро сможет сама читать ему произведения французской литературы в оригиналах, и свободно общаться на званных обедах и прочих торжествах, тем не менее не теряя своей дикой прелести, превосходящей и тем самым отличной от всех этих гламурных светских львиц.

— Ваше благородие, — совершенно отчетливо послышалось едва ли не над самым ухом старшего лейтенанта. — …Я извиняюсь, позвольте полюбопытствовать-с…

Аракчеев невольно вздрогнул и обернулся на голос. В паре-тройке шагов от него стоял высокий широкоплечий молодой человек, еще не взрослый мужчина, но уже и не желторотый юнец. Его правое плечо скрывала черная бурка, едва ли не касаясь подолом земли; голову увенчивала лохматая баранья шапка. Но он не был горцем, уроженцем Кавказа. На левом плече старорусского мундира сиял медной чешуей драгунский эполет, с бедра свисал палаш, а из-под папахи выбивался русый чуб.

Алексей Андреевич сконфуженно опустил глаза: высокие драгунские ботфорты незнакомца тонули в хлюпающей грязи. Он не был тем столичным денди, щеголяющим в высокoй кивере, белых лосинах и до зеркального блеска начищенных ботфортах, образ которого можно найти на старинных гравюрах в учебниках истории. Смуглое, обветренное волевое лицо «украшал» багряный шрам, перечеркнувший левую щеку от глаза до подбородка. Старший лейтенант снова поднял взгляд и пристально с немым вопросом в глазах уставился в смеющееся лицо молодого драгунскoгоo унтер-офицера. Последний игриво подмигнул.

В ту же секунду изменивший свое направление ветер обогнул урчащий грузовик и бессовестно плеснул в лицо Алексея Андреевича щедрую порцию холодной влаги. Аракчеев поежился, отер лицо ладонью и поглубже спрятал голову в плечи.

— Товарищ старший лейтенант, — тот же голос послышался снова, но на этот раз на месте драгуна стоял обычный российский сержант.

Под тяжелым бронежилетом, через щегольски расстегнутый ворот бушлата виднелась тельняжка — гордость каждого десантника; из многочисленых карманов «разгрузки» торчали дополнительные магазины для АКМ; высокие берцы с налипшей на них грязью утопали в мутной луже; крепкие мускулистые руки расслабленно лежали на свисающем с бычьей шеи автомате. Боец явно желал вытянуть командира на беседу.