После той ночи он стал регулярно захаживать в переулок Мидак: приходил после полудня, занимал своё излюбленное место в кафе, где убивал время, покуривая кальян и неспешно попивая чай. Его внезапное появление там — при всей его солидности и элегантности — вызвало удивление в кафе, однако весьма скоро видеть его вошло в привычку посетителей, и они больше не придавали этому значения. В конце концов, не было ничего удивительного в том, что такой господин, как он, посещал кафе, открытое для любого прохожего. Правда, он утомлял Киршу тем, что при расчёте выдавал ему огромные суммы наличных — в большинстве случаев никак не меньше целой гинеи. Он также всегда радовал Санкара, жалуя ему такие чаевые, которых тот в жизни не видел.
Хамида день за днём следила за его появлением с широко раскрытыми глазами и жизнерадостным духом. Однако поначалу она отказывалась от ежедневного променада из-за своего бедного и безвкусного наряда, так что ей сильно наскучило сидеть в четырёх стенах. Да и подобное воздержание вызывало в ней гнев, как и малодушие, неприятное её дерзкому нраву. Ей тягостно было оттого, что она вынуждена была делать то, что ненавидит, и в груди её, никогда не отдыхавшей от боёв, вспыхнула новая битва. К тому же она своими глазами увидала банкноты, которые этот человек намеренно подсовывал Санкару у неё на виду. Естественно, она догадалась, что всё это значит: возможно, именно такой язык и считался порочным в другом месте, но в переулке Мидак он был красноречив и никого ещё не подводил.
И хотя незнакомец всеми силами пытался не подавать и виду в связи с истинной целью своих визитов в кафе, он не упускал возможности украдкой взглянуть на створки её окна или так положить мундштук кальяна себе в рот, что губы его сжимались, словно он целует его, а потом выпускал дым вверх так, будто посылает воздушный поцелуй её силуэту за окном. Хамида внимательно наблюдала за этим: ею владели прямо противоположные чувства, не лишённые удовольствия, и в то же время гнева. Душа подсказывала ей отправляться на прогулку, отбросив свой страх, а если она и повстречает его, и у него возникнет злая мысль преградить ей путь — в чём у неё не было ни малейшего сомнения — в силу его наглости, то она нанесёт ему тяжелейшее поражение, оскорбив его своим языком так, что он не забудет этого до конца дней своих. Таково было справедливое возмездие за всю его показную гордость, улыбки триумфатора и бестактный вызов. Да пропади он пропадом! Что заставляет его строить из себя этакого победителя и покорителя сердец?!.. Она не успокоится, пока не унизит его прилюдно! Вот если бы только накидка у неё была получше, до обувь поновее!
Он преградил её жизненный путь как раз тогда, когда она испытывала горькое отчаяние, поскольку господин Салим Алван свалился от болезни и теперь находился между жизнью и смертью, подарив ей полтора дня той знатной жизни, которой она так жаждала, после того, как вычеркнула из своих мечтаний Аббаса Аль-Хулва и отказалась от него. Узнав, что больше нет надежды на заветное замужество, она скрипя сердце возобновила помолвку с Аль-Хулвом, питая к нему ещё большее отвращение и ненависть. Хамида отказывалась капитулировать перед своей злосчастной судьбой, вместо этого ругала и обвиняла мать в том, что та позавидовала ей и возжелала богатства господина Алвана, за что Аллах разрушил все её мечты. Вот на фоне всех этих событий на её горизонте появился незнакомец. Его появление вызвало в душе Хамиды неукротимый, всё смывающий на своём пути поток эмоций, подняв со дна все затаённые инстинкты. Его надменность приводила её в бешенство, а вызов, бросаемый им, вызывал гнев. В то же время знатность незнакомца искушала её, а его превосходство и красота возбуждали. Её тянула к нему скрытая мощь собственных погребённых инстинктов; к тому же в нём она обнаружила то, что не встречала ни в одном мужчине, дотоле знакомом ей: сила, богатство и страсть к борьбе!.. Она ещё и сама не могла ясно понять свои чувства к нему и потребности души, колеблемая между тягой к нему и горячим желанием взять его за шиворот. Выход из ситуации она обнаружила в выходе из своей изоляции, а заодно и из замешательства, владевшего ею. На открытом пространстве, на улице было то поле действий, где она могла испытать себя и свои инстинкты. Он мог преградить ей путь, и тогда ей предоставилась бы возможность бросить ему такой же вызов, как сделал и он, и перевести дух после всего этого гнева и ярости, ну и конечно, ответить на затаённый призыв к склоке и бою… А также привлечь к себе его внимание!