Перетяг

В это время из вагонов на перроне донесся до боли знакомый голос, предупреждающий, что поезд отправляется и двери закрываются. Через мгновение половинки дверей громыхнули все разом, и электричка с воем принялась разгоняться, так и не дождавшись Генку. Признав свой проигрыш, он устало опустился на ступеньку, не выпуская из рук измучившие его сумки и пакеты:

– И что вы за люди такие? – с горечью выпалил он в сторону. – Сначала сами устраивали всюду свои маски-шоу, какие-то балаклавы дырявые натягивали, теперь нормальных людей в эту же несуразицу втягиваете… Скоро так лица человеческие забудем! Вам бы к Зайцеву лучше устроиться! Там бы свои моды и демонстрировали!

– Гражданин! Освободите ступеньки, не мешайте людям!

– Да кому я теперь мешаю, кроме… – он не договорил; раздумал.

– Гражданин! Переместитесь в другое место!

– Командир! Ты до скольких гонять людей здесь намерен? – без ехидцы поинтересовался Генка.

– До одиннадцати тридцати.

– Ночи, что ли? Так я тебя пересижу, но намордник не надену! Нет такого закона, чтобы людей с собаками смешивать!

– Не дождётесь! Вместо меня заступит другой! Кроме того, есть постановление правительства за номером триста четыре! Вам положено знать!

– Какого ещё правительства? – стал издеваться Генка.

– Вам-то какая разница?! Местного правительства!

– И до чего ещё они додумаются в своем пособничестве иноземному фашизму? Неужели непонятно, какой бедой закончится для всех эта тренировка покорности? И для тех, кто в намордниках, и для тех, кто не поддался дрессировке! Да и для тех, кто теперь нас гоняет!

– Ты чего мелешь? – слегка потерял равновесие чёрный человек. – Какой ещё фашизм?

– Обыкновенный! Тот, который теперь очередную попытку делает, чтобы наш народ на колени поставить! Чужими руками! – не на шутку завёлся Генка.

– Послушай, философ! Шёл бы ты отсюда… А то мне придётся прекратить твою агитацию, препроводив тебя в отделение.

– Пожалуйста! До следующей электрички времени навалом! – хохотнул Генка. – Только за что же? Уехать нормальному человеку нельзя! Сидеть на ступеньках нельзя! Говорить нельзя! А почему, собственно, нельзя, если всегда это было можно? Двадцать седьмая статья конституции! Она мне гарантирует свободное перемещение по стране, а двадцать девятая – свободное выражение мнения! По любому вопросу! Или я что-то путаю, командир? Может наше правительство, которое местное, по-тихому уже отменило прямое действие конституции? А разве оно вправе отменять? Не знаешь, командир?

– Послушай, мужик! Больно ты грамотный! Значит, просто так меня не поймешь! А мне не хочется тащить тебя в участок, потому перетяну-ка я тебя этой дубинкой, ты и перестанешь права качать! Попробуем?

– Заманчивое предложение! Это взамен конституции? – стал иронизировать Генка, не сознавая реальной опасности. – Перетянешь, говоришь? Это ты хорошо придумал! Это уж точно соответствует нынешнему закону! Только те, кто эти законы принимали, не додумались, наверно, что перетяг опасен бывает! То ли резьбу сорвёт, то ли башку оторвёт!

Черный человек скривился от подавляемого в себе раздражения. Это стало заметно по сузившимся глазам даже под черной, под цвет его униформы, маской, но с места не сдвинулся, а Генка, словно удила закусил, распалился:

– Хорошая у тебя дубинка! Со свинцом, небось, чтобы побольнее садануть? И ручка удобная, и даже дополнительная поперек приделана! Тоже удобно! Какой-то хороший человек, наверно, ночами не спал, всё думал, как бы ею тебе свой народ было удобнее дубасить!

Полицейский вроде бы не среагировал, молча отошёл в сторону, но там включил сразу зашипевшую радиостанцию:

– Я с железнодорожной платформы… Да, лейтенант Фролов. У меня тут двадцать пятый нарисовался, – радиостанция в ответ прорычала что-то непонятное, но черный человек ей пояснил. – Да! Один! Но очень наглый! Жду!

Генка понял, что переборщил, однако деваться было некуда. И скоро на зарешеченном уазике подкатил наряд:

– Привет, Пашка! Чем тебе помочь? Показывай!

– Вон того…

– А что он? Пьяный, что ли?

– Кажется, нет! Но разговорчивый уж очень… Нас фашистами называет! Мол, народ свой уничтожаем! Без маски…

– Это нам-то такое? За нашу неблагодарную службу? За поддержание порядка? – стал заводиться приехавший сержант, и, подойдя к Генке, грубо скомандовал:

– Давайте-ка, гражданин! Не задерживайте ни себя, ни нас! Подбирайте своё имущество, и проедем в участок!

– Это ещё зачем? – сделал попытку отделаться Генка.

– Для выяснения обстоятельств! Документов с собой, разумеется, нет? – он подождал, пока Генка растерянно повёл плечами. – Ну, вот и причина появилась! Пройдёмте! – и крепкими пальцами больно сдавил руку Генки.

Из-за закрашенных снаружи окон он не понял, куда и каким путём его везли, петляя минут двадцать, но скомандовали выходить совсем не возле полицейского участка. Это был какой-то неухоженный парк или перелесок. Ни зданий вокруг, ни души.

– Выходи! – скомандовал сержант. – Будут тебе фашисты! Да не тяни ты за собой эти сумки! Никуда они не денутся!