ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ

9) Сцилла миссионерства — это остаться всецело самоидентичным при погружении в другую среду: вот какой я в храме, в епархиальном управлении, в монастыре — таким же, с таким же лицом, с такими же словами я буду и в молодежной аудитории.

Человек норовит стать памятником самому себе и своему сану, этаким живым воплощением православного благочестия. Вера воспринимается как закрытый элитарный клуб «только для своих» или этнографическим музеем, к экспонатам которого нельзя прикасаться профанными пальцами.

В этом случае есть опасность оказаться там совершенно инопланетным и монолитным метеоритом, которой вторгся в чужую жизнь. Но захочет ли твой слушатель превращаться в копию тебя и заболевать твоим монументальным столбняком?

Причем, нередко видишь, что священник обращается вроде бы к нецерковным людям, но во время проповеди он думает прежде всего не о том, как эти слова отзовутся в их жизни, а о том, что про него скажут его сослужители и собратья в Церкви. И в итоге получается антипроповедь. Не свершается таинство контакта и понимания. И не происходит перевода с нашего церковно-китайского языка на язык, понятный современным людям.

Очень хорошо сказал отец Димитрий Смирнов: «Если батюшка будет говорить с зеками на фене, он, конечно, к ним станет ближе, но от этого к ним не станет ближе Бог, потому что Бог не на фене».

Это вопрос определенного вкуса, опыта и тактики. Но иногда можно и «на фене» сказать два слова в своей речи, обращенной не к зекам. Не для того, чтобы стать понятнее… Я себе позволяю иногда жаргонные слова — но это не потому, что я на этих словах сам по себе беседую в жизни — а для того, чтобы «сойти с пьедестала». «Люди, пощупайте меня, я такой же, как вы, но еще и христианин, и это означает, что христианская вера — для вас, а не для экспонатов музея высокой культуры». Она не для тех, кто особо свят от рождения, зачат в епитрахили, рожден в алтаре. Традиционная православная агиография всем своим видом показывает, что святые — это какой-то совершенно иной мир, а не тот мир, в котором я живу в повседневности. Услышишь краешком уха про наших святых: они, оказывается, и в младенчестве по средам и пятницам у мамки грудь не брали. Отсюда возникает понятный ход мысли: а мне бабушка сказала, что у меня был хороший аппетит в детстве даже во время Великого поста, значит, я не святой, это все не мое, и лицо мое не так светоносно, как на иконе Серафима Саровского… Значит, ладно уж, надо признать правду — святость не для меня, и отстаньте от меня со своими вашим этими канонами, догматами, типиконами, дайте уж так пожить мне по-грешному, по-людски.

Так что миссионеру бывает полезно побыть в зраке грешника для того, чтобы людям было понятно, что христианство — вера людей. И Церковь — мир людей. Что начало у нас у всех было одинаковое, а вот видите, потом оказалось возможным увидеть в нашем мире и в себе самих что-то другое, более глубокое, интересное… Вот поэтому, пожалуйста, после этих двух слов «на фене», давайте перейдем с вами на другой язык, попробуйте его понять.

10) Харибда миссионерства: стать «своим в доску». Мол, и я люблю рок, и я туда, куда ты, и раз ты любишь выпить, то и я не против. В этом случае общение будет. Но о чем?

Миссионер должен искать какой-то другой подход, другие способы свидетельства, доказательства, объяснения, чем те, в которых ты сам осмысляешь свой духовный опыт. Эти формы отличны от тех, в которых православные говорят между собой. Но они могут оказаться такими, что не столько сообщат суть Православия, сколько заслонят ее собою, поставят вокруг евангельского слова такой «фон», сквозь который ему и не пробиться.

Мимикрия проповедника под слушателей неизбежна. Но чрезмерная степень мимикрии может вызвать аллергию самой же аудитории: «Если ты всего лишь наше отражение — то зачем ты нам такой нужен?!». Пример такой излишней, а потому и вредной мимикрии педагога — П. И. Ариков из «Республики ШКИД». Это тот «литератор», что превратил уроки русской литературы в уроки «городского фольклора» и пел про «курсисток». Удивительно: фильм снят в 1966 году, а сегодня имя этого персонажа воспринимается как характеристически-говорящее: товарищ П. И. Ариков (так пишется его имя на плакате бузящими учениками) увлекся пиаром…

Отвратительны для меня заигрывания некоторых протестантских миссионеров. Некий «тюремный служитель брат Иван Черный», пятидесятник, например, пишет в своей листовке: «Бог любит "плохих парней". Бог любил до рождения обманщика Иакова, убийцу Павла, прелюбодея Давида»[601].