Перестройка 2.0

— Насколько мне известно, это направление ученые считают шарлатанством.

— Конечно, с теми техниками, что у вас сейчас есть, это самое настоящее шарлатанство. Но, поверь, то, что делаешь ты, основывается совсем на других принципах.

— Главное, что действует! — улыбнулся я.

— Вот именно! Ну, что ж приступим?

Я молча кивнул и сделал приглашающий жест. Ольга, вся такая воздушная, в каком-то очень легком светлом платье или, не знаю, как это называется, шагнула босыми ногами к шезлонгу, на котором спал Путин. Самое пекло еще не наступило, здесь было раннее утро, наверное, лучшее время. Если, конечно, не считать вечер.

И я вновь увидел это: шестикрылый серафим со сверкающим ореолом вокруг головы, наклонился над телом будущего президента Российской Федерации (если в этом варианте не случится иначе) и накрыл его крыльями. На этот раз рост серафима был, на глазок, метров десять, если не больше. Видимо, прошлый раз потолок помешал развернуться в полную силу. Размах крыльев поражал воображение. Когда он (она, оно?) склонился над телом, то крылья объяли его полностью, вместе с шезлонгом. Свет, исходящий от него, на мгновение вспыхнул нестерпимо ярко, слепя глаза, так что мне пришлось зажмуриться. А я когда я вновь смог видеть, рядом стояла Ольга — уже не сверкающая, но от этого не менее, а на мой вкус, даже более, прекрасная. Потому что, что там ни говори, а вид серафима откровенно пугал своей идеальной красотой и ощущением невероятной мощи. Так, например, бывает, красив самолет-истребитель, несущий смерть.

— Готово, — сказала она, — когда проснется, будет помнить всё, до 2020 года включительно. Заодно я поправила его здоровье и дала приличный запас на будущее. Хватить должно лет на сорок без болезней. Конечно, если в него не будут стрелять в упор из автомата. Ну и, в соответствие с твоими пожеланиями немного подправила психику, увеличив моральную составляющую, включая совесть, долг, ответственность, и уменьшив тщеславие и самолюбие. Плюс добавила по максимуму способности к стратегическому и тактическому мышлению. Хотя, они у него и так были неплохие. Зато теперь будут блестящие. Увеличила способность к коммуникабельности и на полную катушку врубила харизму. Думаю, этого достаточно.

Я кивнул и спросил:

— Уходишь?

Видимо, в моем голосе было что-то такое, что она, взглянув на океан, сказала:

— Ну, немного время на то, чтобы искупаться, у нас есть. Ты со мной?

Я опять молча кивнул. Слова куда-то все пропали, в голове была звенящая, но очень приятная пустота.

— Отвернись!

Я отвернулся и уставился на спящего Путина, мечтая только о том, чтобы у меня прямо сейчас вырос глаз на затылке.

— Догоняй! — раздался удаляющийся голос и легкий скрип песка под ногами.

Обернувшись, я увидел Ольгу, совершенно обнаженную, бегущую к океану, словно, словно…, вот елки, у меня слов нет.

Я быстро содрал с себя всю одежду и ринулся следом за ней, размышляя о том, зачем было просить меня отворачиваться? Женщины!

Когда я добежал до воды, она уже быстро плыла по направлению к группе рифов, которые, словно стражи, преграждали вход в нашу небольшую бухточку. Я нырнул и поплыл вдогонку. Когда я плыл, глядя на нее, ухватившуюся рукой за кончик рифа, торчавший над водой, и, улыбаясь, поджидавшую меня, то думал… В общем, я думал о том, о чём думают все мужчины, видя красивую обнаженную женщину. И еще, где-то на краю сознания билась дурацкая мысль: "Ведь у нас с ней уже всё было, там, в том подвале, значит, можно!"

Когда я подплывал, она, взметнув кучу брызг, вдруг прыгнула навстречу и повисла у меня на шее. Я еле успел ухватиться рукой за риф, как её руки и ноги обвили меня, её губы впились в мои губы долгим поцелуем и волшебный, сладкий туман поплыл в моей голове…

* * *

Спустя очень короткое по субъективным ощущениям, но, как оказалась, объективно достаточно длительное время Ольга растворилась в воздухе, и я повернулся к лежащему в шезлонге человеку, мысленно повернув колесико гипноза, как его по привычке называл, почти на самый минимум. Это обеспечивало не более чем доверие ко мне. При этом человек оставался совершенно нормальным, а не зомби, как при полной мощности.

Сказать, что я волновался — значит, не сказать ничего. Как ни поверни, а это был поистине исторический момент. Как мне казалось, даже важнее, нежели то, что произошло в кабинете Горбачева. Поскольку Горбачев мыслился в моей комбинации как исполнитель. А тот, кто сейчас лежал передо мной, был главным действующим лицом той истории, которая, возможно, перевернет привычный для меня мир.

Нет, я не сомневался, что он справится. Тем более, после усовершенствований, внесенных серафимом. Но…, такое большое дело начинаем, что меня все равно немного потряхивало. А это неправильно, нужно выглядеть спокойным и уверенным.

Я повернулся к Путину:

— Просыпайтесь, Владимир Владимирович!

ВВП открыл глаза, огляделся вокруг и остановил взгляд на мне.