Перестройка

Дальше Ромка разливался соловьём. Про любовь Алана к Стране Советов, в которой тот, правда, никогда не признавался, можно и нужно было говорить подольше, пока не прервут, – тем самым он уходил от неприятных тем. Сначала его слушали внимательно, потом заскучали, поскольку фактуры в его повествовании не наблюдалось, и, наконец, перебили:

– А скажите, вступали ли вы с Аланом в деловые отношения?

– Не понимаю, что вы имеете в виду?

– Ну, приобретали у него какие-нибудь вещи, ценности, может быть валюту?

– Один раз я приобрёл у него бутылку водки!

Оперативники снова едва заметно улыбнулись. Ромка интуитивно умудрялся понижать серьёзность беседы. А фактически допроса.

– И что вы сделали с этой бутылкой? И, кстати, откуда у американца водка?

– Ой, он её в валютном магазине купил. Вот наивный, она же там сумасшедших денег стоит! Как будто не мог в очереди постоять в обычном магазине? Но водка наша – «Столичная»! А что сделали – так выпили с девчонками. У нас уговор был – с меня подружки, с него выпивка!

Оперативники заинтересовались:

– Что за подружки? Было ли у вас продолжение?

– Оля и, кажется, Ира. Они парикмахерши из Подмосковья. Больше ничего не знаю, я с ними на Арбате познакомился. Продолжения не было – они водку выпили, закуску съели, а дать – не дали!

Глаза у оперов блестели, они сдерживались, чтобы не расхохотаться. Ромка уверенно играл непосредственность. Они это понимали.

– Ладно, Роман Александрович, давайте начистоту. У нас есть данные, что вы покупаете у американца Алана Джеймсона валюту и перепродаёте её.

Последовала пауза. Ромка тоже молчал. И лихорадочно размышлял. Его кто-то сдал, и он догадывался, кто это. Но ни Алан, ни негры, которых он не знал и которые не знали его, не стали бы этого делать – дураков там не водилось. А значит, показания косвенные, они его просто пугают, скорее всего, с целью вербовки. Ему было страшно, но ничего подписывать он не станет!

– Также у нас есть данные, что Алан Джеймсон сотрудничает с американскими спецслужбами…

Ромка по-прежнему молчал.

– Роман Александрович, мы рассчитываем, что вы, как комсомолец и патриот, расскажете нам всё, что вам известно про деятельность Алана Джеймсона в СССР.

– Да я всё, что знал, рассказал. Мне ничего не известно про какую-то его враждебную деятельность. А если бы было известно, я бы сразу сам пришёл к вам и сообщил! – Ромка говорил абсолютно искренне. В его тоне были горячность и напор!

– Хорошо, мы вам верим и рассчитываем, что если вам что-нибудь подобное станет известно, то вы немедленно нам сообщите. Также если кто-то из однокурсников или просто знакомых позволит себе какие-то высказывания сомнительные… И вообще, любые необычные факты! Вот телефон, сразу звоните. А ровно через месяц, двадцать первого числа в четырнадцать ноль-ноль ждём вас на встречу в гостинице «Россия», номер 437. Снизу из бюро пропусков наберёте внутренний номер. И запомните, вам лучше быть откровенным с нами, мы знаем гораздо больше, чем вы можете себе представить!

– Если только мне станет известно о какой-то враждебной деятельности против нашей страны, я немедленно сообщу! – Ромка сам верил в то, что говорит! Другое дело, что он был уверен в том, что ничего подобного ему известно не станет – шпионы не бродили по улицам и не вербовали прохожих. А вот про идеологически сомнительные высказывания он не обещал сообщать. И не собирался этого делать! Но этого и не требовали. Сейчас не требовали…

Он был страшно рад, когда его отпустили, но чувствовал, что внутри начал тикать счётчик – месяц пройдёт, и придётся снова встречаться. Уже на их территории, и что от него захотят там, неизвестно. Но ничего хорошего точно!

* * *

Заехал Гришка.

– Ну, ты как?

– Как-как? Кверху каком! Скоро распределение, прописки нет – и полечу в Пензу, как перелётный ёж!

– При чём тут ёж?

– А при том, что ёж – птица гордая, пока не пнут, не полетит!

Гришка ощерился в недоброй усмешке. Он находился в том возрасте, когда мир предстаёт в чёрно-белом свете, не имея полутонов, и делится на своих и чужих. И все, кто не с нами – те против нас. Казалось, он ищет врагов повсюду – ему не терпелось снова и снова проверять свою вдруг проснувшуюся недюжинную силушку.

– Слушай, там Фома опять народ собирает, не знаю зачем, но точно надо кому-то навалять!

– А чё платит?

– По червонцу на нос.

– Не поеду. Из-за червонца полдня тратить.

– Слушай, давай с ним поговорим, может, поможет насчёт прописки? Он мне в прошлый раз сказал, что ты ему понравился. Говорит, обязательно возьми этого дерзкого!

Это был парадокс. Фома, он же Фомин Аркадий Самойлович, являлся ни много ни мало секретарём по идеологической работе райкома комсомола одного из центральных районов Москвы – большая птица! И при этом собирал вокруг себя самую что ни на есть шпану, вообще ни разу не соответствующую кристальному облику комсомольца – фактически идеологических противников! Задания давал какие-то мутные, неотчётливые, но платил реальные деньги. Воистину, всё смешалось в доме Облонских!

– Хорошо, поехали.