Перестройка

Через неделю мандатка. Он не пройдёт, потому что не сможет соврать, что в семье всё хорошо. Владимир Алексеевич говорил, что на крайний случай есть запасной вариант – его на год оставят в резерве. И за этот год он должен заново жениться. Непременно на москвичке, предварительно согласовав кандидатуру с ведомством. Почему на москвичке? Да потому что ведомство не даёт квартиры таким зелёным молокососам, как он. Сначала послужить надо, зарекомендовать себя. Как минимум, закончить институт – разведшкола, оказывается, называлась институтом! Как-то у него не вязалось в голове беззаветное служение Родине с необходимостью женитьбы для этого на москвичке. Да ещё и с предварительным согласованием кандидатуры. Он жизнь готовился отдать, а ему – женись сперва! Неженатые жизни не дозволяется жертвовать! Он впервые почувствовал какую-то фальшь со стороны организации, которой прежде безоговорочно верил. Он верил жене, верил ведомству, считал свою жизнь определённой и устоявшейся, но подул весенний ветер, разогнал облака, и он идёт, никому не нужный, а потому свободный, как будто только вернулся из армии. Вернулся туда, где его успели забыть, и нужно начинать всё сначала.

* * *

Начинать сначала… А времени-то и не остаётся. Однокурсники уже давно суетятся, трудоустраиваются. Только и разговоров, у кого родители где договорились. Иногородние – те сами подпрыгивают, но зацепиться в Москве, похоже, никому из них не удастся. Без прописки ни в какой Госплан тебя не возьмут! Прежде Ромка был спокоен как удав, его эта суета не касалась, и все думали, что уж его-то тесть устроит, мама не горюй! А вот теперь ни прописки, ни своего угла – общага через три месяца закончится. И здравствуй, Пенза?! Спрашивается, зачем было семь лет назад «рваться из сил, из всех сухожилий!» – он мог легко поступить в любой местный институт, жить дома, не ходить в армию. Ромка чувствовал себя у разбитого корыта.

Ну и одиночество давило, всё-таки он привык жить в семье. Отдушину находил в спорте – тренировался как сумасшедший. Никакой личной жизни не было – Вика его не отпускала. Зато как-то незаметно раскручивался бизнес. Когда не жаждешь денег чрезмерно, но всё делаешь спокойно и правильно, они будто сами притягиваются. На Восьмое марта, к которому подготовился заранее, он за день продал пять коробок духов – 200 флакончиков – и заработал полторы тысячи чистыми. Каждый вечер в его дверь непрерывно стучали – приходили за духами, за джинсами, за импортными кроссовками – у Ромки всё водилось. Он не считал это занятие чем-то серьёзным – просто чувствовал, где есть деньги, нагибался и подбирал. А вот распределение – это серьёзно. И то, что оно неизбежно приближалось, действительно угнетало.

Впрочем, скоро у него появился гораздо более серьёзный повод для переживаний, который даже вытеснил на время тоску по семье. Как-то, прямо во время лекции, в поточную аудиторию заглянул начальник курса и поманил Ромку пальцем. Он отвёл его в свободную аудиторию и сообщил, что там с ним хотят пообщаться. Ромка решил, что это дежавю – полгода назад тот с таким же загадочным выражением лица отправлял его в комнату № 119 Главного здания на собеседование с Сергеем Ивановичем. Предчувствие не обмануло, в аудитории находилось двое мужчин средних лет, в серых костюмах с галстуками, будто в униформе, и с казённым выражением на лицах. По сравнению с Сергеем Ивановичем они были какие-то постные.

– Ну, что же, Роман Александрович, давайте знакомиться! – говорящий даже не пытался выглядеть радушным. Очень скоро стало понятно, что ведомство они представляют то же, но совсем другое подразделение. И о Ромкиных контактах с их коллегами не осведомлены. Они пришли по его душу…

– Роман Александрович, вам знаком Алан Джеймсон?

Ему очень не понравился этот вопрос. Он буквально на прошлой неделе купил у стажёра МГУ американца Алана двести долларов, которые в тот же вечер продал неграм в общаге Лумумбария, то есть Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, заработав двести рублей – зарплата научного сотрудника, между прочим. Хорошо, что не оставил себе, как хотел поначалу. Иначе он бы сейчас обделался: 88 статья УК РСФСР, на жаргоне «бабочка» – валютные операции, от трёх лет до расстрела – это тебе не спекуляция…

– Да. Я не знаю фамилию, но знаком с одним американцем по имени Алан.

– Что вы можете о нём рассказать?

– Да я даже не знаю. А что вас интересует?

– Как вы познакомились? На какой почве сошлись? Как он относится к нашей стране?

Ромка интуитивно включил дурака. Но старался не переигрывать. Страх холодком расползался вдоль позвоночника.

– Я точно не помню… – С Аланом его познакомил фарцовщик и валютчик Серёга, и это был неправильный факт, который лучше не афишировать, может, они и не знают, не всевидящие же они, в конце концов. – Кажется, в столовой. Да мы особо и не общаемся. Так, виделись несколько раз. В СССР ему всё нравится. Особенно девушки!

Контрразведчики невольно ухмыльнулись.