Перешагни бездну

Даже верный и преданный, трепещущий при одном упоминании про Британию Гулам Шо, его величество царь Мастуджа при мысли об открытом горшке облизнулся и украдкой пересчитал гурков. Царь Мастуджа не строил никаких иллюзий насчет, так сказать, размеров своего могущества и прочности своего трона. Он отлично понимал свое положение. Про таких царей говорят в горах: «С волком курдюком закусывает, с петухом на тризне о баране плачет». Вся его царская власть зависит от волка — британского резидента в Пешавере. Царь именуется царем. Имеет свою вооруженную стражу. Командует стражей сам, потому что имеет британский офицерский чин. На приемы в Гильгит и Пешавер ездит в английском мундире.

Но Гулам Шо всегда сознавал, что за ним постоянно, с усмешкой и превосходством следят презрительные глаза белого человека. А сколько раз, когда он ездил по делам в Индию, за его спиной слышался обидный хохот. А высокомерные жены офицеров, белокожие англичанки, с отвращением отдергивают руку от его губ. А ведь он настоящий царь в тридцатом поколении.

И Гулам Шо всегда возвращается из европейских чистеньких, вылощенных салонов в свой прокопченный, сырой сарай-дворец озлобленный, еще более дикий, свирепый. Он по-дикарски заправляет делами своего царства, в котором единственный закон — произвол, единственная форма правления — насилие, грабеж, убийство. Он безнаказан, потому что он царь.

А на запросы политического резидента он отвечает одно: «Нужны налоги, получайте налоги. Не ваше дело, как и с кого я выколачиваю денежки».

И Гулам Шо на хорошем счету у администрации Англо-Индийского департамента. Он мастер по вытягиванию ремней из спин подданных. Кажется, нет ничего в его царстве, что не обложено налогами и податями: и дым из трубы, и огонь в очаге, и зажженная свеча, и дверь дома, и невинность девушки, и воздух долины, и супружеское ложе, и первый крик младенца, только что появившегося на свет. Вечно царю Гуламу Шо не хватает всего, чем довольствовались его отец, его дед. И даже того, что сверх налогов ему во дворец доставляли бесплатно все необходимые продукты на весь год. И того, что все работы по дворцу и двору выполняют тоже бесплатно жители долины. Что охрану его особы несут по очереди юноши селений, что перевозочные средства, корм для скота и коней, возделывание земли и виноградников, поставки топлива — всё не стоит ему ни гроша. Он умудряется взимать сборы на каждом мостике, через потоки и реки, пошлины с каждой головы прогоняемого на пастбище скота. А чтобы ездили именно через те мосты, где дежурили его люди, он повелел разломать все другие и испортить броды. А когда раздаются проклятия, Гулам Шо ссылается на британских резидентов, чтобы отвести от себя недовольство.

Особенно после гибели дочери Резван он подогревал в Мастудже озлобление против Пир Карам-шаха, но делал он это трусливо, тайком.

Вот и сейчас, надменно выпрямив длинную, бугристую спину и задирая вверх войлочную бородку, он свирепо косил глаза на рассевшихся в ряд вдоль края крыши своих босоногих старейшин и придворных, все приглядывался к ним. Что-то они так жадно сжимают в своих заскорузлых лапах винтовки. Посматривал Гулам Шо и на вождя вождей.

Временами царь-козёл косился на хижины, чешуей покрывавшие гору Рыба, и, словно почуяв взгляд Белой Змеи, принимался комично ёрзать на своем ватном тюфячке, которым обладал он один и который должен был всем показать, что Гулам Шо один здесь царь.

Даже Пир Карам-шаху не постелили поверх кошмы одеяла, и он усмотрел в этом ущемление своих прерогатив. Поэтому он торговался с горцами раздраженным тоном. Правда, торговля вообще мало походила на беседу коммерсантов. Вождь вождей меньше всего слушал, а только властно диктовал свои условия.

Прежде всего он приказал сегодня же разыскать в потоке и вытащить во что бы то ни стало орудийный ствол. Сегодня же надо приступить к переброске тяжелых, громоздких вьюков через неприступный хребет. А так как в ущельях гнездятся враждебно настроенные воинственные племена, Гулам Шо обязан выставить вооруженную охрану для караванов.

Еще совсем недавно здесь, в Мастудже, Пир Карам-шах являлся единственным властелином, всемогущим уполномоченным его величества английского короля. Ему повиновались беспрекословно. А сейчас что-то изменилось. Дух неповиновения витал над Мастуджской долиной. Чья-то сильная воля зажгла в людях искры мятежа.

Пир Карам-шах недоумевал: неужели Гулам Шо — всесильный властитель Мастуджа? Нет. Он сидит, огромный, беспомощный, тупой, с козлиным, грубо вытесанным лицом, и таращит белесые глаза на мастуджцев. Но вождь вождей совсем выбросил из головы прекрасную Резван, совсем забыл, что в горах месть — закон жизни.

Гулам Шо явно трусил. Он был и остался трусом. Колониальная британская администрация сделала всё, чтобы он вырос, воспитался, образовался трусом, безропотным исполнителем приказов Дели и Лондона.