Пир Карам-шах весь напрягся от нетерпения, но всем своим видом показывал, что он так же нетороплив и медлителен, как и все эти горцы, которые, сопя и кряхтя, выныривали один за другим из-за края глинобитной крыши, переваливались на нее неуклюже всем туловищем и, пробормотав «салам» в сторону почетного места, принимались приветствовать племенных вождей, уже раньше занявших места на клочковатых кошмах. Младшие целовали руку у седовласых, а седовласые делали вид, что отвечают тем же, небрежно целуя воздух или прикладывая к губам свои же руки. Равные по возрасту подносили к носу кулак или два пальца, что придавало им забавный и вместе с тем заговорщический вид.
На крыше дворца собрались на джиргу все князья и могущественнейшие старейшины Мастуджа. Но какими жалкими выглядели они. Их лица носили отпечаток прозябания в бесприютных суровых горах, боязни сильных мира сего, приниженности, забитости, тупого изуверства…
Смуглые до черноты, тщедушные, с ветхими тряпицами, повязанными жгутами вместо чалм на черных, просаленных, длинных, до плеч, волосах, все эти «господа душ и тел» ничем не выделялись среди своих подданных — бадахшанских горцев. Повылезшие, молью траченные бараньи куртки и тулупы не скрывали убогости грубой нижней одежды из домотканой нанки или бязи с узкими рукавами и белыми штанами в обтяжку. Некоторые щеголяли широчайшими на кашмирский фасон зелеными шальварами, видимо, специально извлеченными из сундуков по случаю джирги. Многие не имели даже сапог и, когда складывали у края кровля кожаные калоши, оказывались, несмотря на холодный день, босыми. Но все имели при себе оружие в устрашающем количестве. Винчестеры и скорострельные винтовки у этих оборванцев-нищих были новейших образцов, начищенные до блеска, лоснящиеся ружейным маслом.
Смутное ощущение опасности, не оставлявшее Пир Карам-шаха со дня гибели старейшины гурков, сейчас вновь усилилось. Среди заполнившей крышу вооруженной до зубов толпы горцев слишком ничтожной казалась горстка гурков. Правда, на их усатых, цветущих физиономиях ничего не прочтешь, кроме важности и высокомерия, но и им явно не нравилось сидеть на крыше, висящей над бездной в тысячу футов, на дне которой пенились в скалах потоки. И Пир Карам-шаху почему-то пришло на память: в Шугнане во время подавления восстания каратели применяли самую ужасную казнь — сбрасывали людей с высочайшей скалы Рош-кала, что высится на берегу Шах-Дары. Наверное, так мучительно падать вниз и испытывать муки бессилия и чуть ли не целую минуту безнадежности.
Но сейчас никто здесь, по-видимому, и не помышлял об ужасах, казнях, мучениях. Свирепые, как медведи, горцы держались мирно, приниженно. Они жаловались: бадахшанская дорога плохая. На плохой дороге есть совсем плохие переходы и карнизы. По кратчайшему пути двадцать один дневной переход. Пеший носильщик понесет на себе, скажем, ношу пропитания на двадцать один день. Но, кроме груза с оружием, надо нести кирку, топор, мешок с толокном. И сколько ни прикидывал Пир Карам-шах, оказывалось, что меньше, чем тысячью носильщиками, не обойтись. Винтовка весит одиннадцать фунтов. В ящик входит двенадцать винтовок — итого сто тридцать два фунта. Один человек, да еще истощенный, хилый, на перевал ящик не донесет, не поднимет. А таких ящиков восемьсот сорок.
Джиргу созвали неспроста.
Шёл базарный торг. Горным князькам и старейшинам мерещился блеск желтых кружочков. Еще раньше хитрецы сообразили: дело не только в потопленной пушке. Предвидится выгодное дельце. Если бы грозный господин вождь вождей располагал достаточными силами, он не вздумал бы рядиться. Он приказывал бы и повелевал. Он просто скомандовал бы стрелять. Горцы слышали про «Пакс Британика» — британский мир. Они, естественно, не знали латынь, но им отлично было известно, что «Пакс Британика» состоит из двух вещей — повелений и винтовок. Инглизы провозглашают британский мир — винтовки стреляют.
Пир Карам-шах повелевал именем Британии. Гурки крепко стискивали в руках винтовки. Но гурков и винтовок было слишком мало. Гурки, ушедшие по гималайской тропе хоронить своего старейшину, еще не вернулись. Британию теперь в Мастудже поддерживало слишком мало винтовок. «Разве есть стыд у кошки, когда горшок с молоком открыт?» Нет, какой же стыд, когда инглизы лишены его совершенно. «А горшок-то остался без крышки». Все вытягивали шеи и посматривали в сторону вождя вождей.