Перешагни бездну

— Вообще наш воинственный друг кое в чем прав, — вмешался хозяин бунгало, мысленно пытаясь найти в словах вождя вождей хоть намек, что он способен шутить. — Западная Европа готова к войне. Однако с оценкой господина Пир Карам-шаха о роли эмира Бухары не могу согласиться. Положение обострено, Франция не позволила бы, чтобы через весь Париж русские белогвардейцы продефилировали к Триумфальной арке с развернутыми царскими знаменами и в полной форме. Представитель Франции в Лиге Наций настаивает на вооруженных акциях против Советов со стороны Польши и Малой Антанты. Бенеш заявил: «Интервенция неизбежна, если большевистский режим не эволюционирует в демократию». Русские эмигрантские соединения перебрасываются в Польшу. Наша эскадра стоит на стокгольмском рейде. Румынские бояре потрясают мечами. На съезде царских генералов выступил представитель министерства иностранных дел Чехословакии. А Пилсудский! Этот сгусток ярости и ненависти к русским. Поход на Москву будет победоносным. Ведь те, кто рассказывает ужасы о голоде в России, о застывших паровозах, о развале промышленности, о бандитизме, не преувеличивают. Советский режим не переживет зимы. — Последние слова мистер Эбенезер торопливо проговорил уже стоя в двери. Извинившись, он вышел.

— А нам, — воскликнул Пир Карам-шах, — надо лишь нанести удар. И колосс на глиняных ногах рухнет. Нужен только боксерский кулак.

— И таким кулаком вы считаете этого вашего Ибрагимбека? Гм-гм… — В тоне генерала зазвучали недоверчивые нотки. Терпение его исчерпалось. Муки голода в атмосфере аппетитных запахов нестерпимы. Он даже вскочил и прошелся по комнате, не удержался и заглянул в столовую. У стола мисс Гвендолен-экономка любезно и оживленно показывала что-то на столе Сахибу Джелялу. «Местный раджа, видимо», — подумал генерал и немного успокоился. Значит, съезжаются гости. Обед подадут вот-вот. Сейчас начнется.

Он повернулся к Пир Карам-шаху.

— И всё же положение не столь ясно. Разве вам неизвестно, сэр, что, гм-гм, премьер-министр принимает запросто, к нашему прискорбию, советских дипломатов. В газетах приводилась в качестве очередной сенсации его шутка: «Старые правительства лучше тренированы в методах сдержанности, сокрытия своих мыслей и ведения пропаганды друг против друга…» Но это делается таким образом, чтобы можно было все отрицать. Это делалось в прошлом. Будет делаться и в дальнейшем. Советское правительство делает всё несколько грубее. Но старая русская тонкость вернется, и тогда русские заткнут за пояс отличных мастеров этого искусства.

— Устарело. Сказано это давно, — резко возразил Пир Карам-шах. — С тех пор много воды утекло. В двадцать восьмом консерваторы мило улыбались господам большевикам. А в это время по военной линии получено секретное указание ни в коем случае не ослаблять напряжения на среднеазиатских границах. Рукопожатия дипломатов — одно, а дело — другое. Не думаете ли вы, что помочь мелкому воришке вскарабкаться на трон, а затем оттуда отправить его прямехонько на виселицу можно было без ведома дипломатов?

— Но-о! — запротестовал генерал. — Мы так далеко зайдем. Одно скажу: вы подтверждаете вашу репутацию делателя королей. Надеюсь, в сем гостеприимном бунгало нам по этому поводу дадут опрокинуть чего-либо живительного. Однако приходится помнить: с приходом макдональдовского лейбористского кабинета Артур Гендерсон возобновил дипломатические контакты с Москвой. Черт побери, до чего навязли в зубах всякие: «воздержанность», «сокрытие мыслей», «тонкости» и прочее дипломатическое краснобайство. Надеюсь, словесный треск не охладит ваш пыл.

На пороге возник Эбенезер. Как некую драгоценность, он обеими руками поднимал над головой бутылку, невзрачную, серую от пыли и паутины.

— Досточтимые джентльмены, — провозгласил он. — Нашел! Клянусь, нашел. Сей добрый джинн сидел в этой симпатичной бутылке, уважаемые, целых полвека. Его загнал туда так давно капитан седьмого сипайского полка Роберт Гипп, мой дядя!

— Роберт Гипп, баронет Агайл? Он ваш дядя? — оживился генерал. — О, вы продолжаете традиции вашей семьи, мистер Эбенезер. Члены вашего семейства, я понимаю, отлично служат короне в этой проклятой Индии.

— По мере сил, — сказал с энтузиазмом мистер Эбенезер Гипп, впрочем, энтузиазм он проявлял по необходимости. Сегодняшний его гость — генерал — занимал высокое, весьма высокое положение в военно-бюрократической машине империи. И то обстоятельство, что Пир Карам-шах позволял даже фамильярность с генералом, шокировало и пугало мистера Эбенезера. Когда беседа в гостиной приняла напряженный характер, он своим появлением со старинной бутылкой надеялся, как ему казалось, образумить Пир Карам-шаха и напомнить ему, какая пропасть разделяет его и генерала.

— Восхитительная бутылочка, — усмехнулся генерал громко, сглотнув слюну, — бьюсь об заклад, что во всей Индии мне не довелось видеть ничего похожего на эту драгоценность из подвалов достопочтенного баронета Гиппа.

— Пожалуйте к столу. И там вы убедитесь!