Перешагни бездну

— Они говорят: воевать Европа хочет с большевиками, и прин­цесса им понадобилась, чтобы им в войне помог Союз Наций, они имели в виду Лигу Наций. Там в золотом дворце в городе Женив на озере с холодной водой живет одна русская княгиня, вроде жена Детердинга, которая приказала найти прокаженную дочку эмира бухарского, девушку с золотыми косами, ту самую, которую, они говорят, большевики мучают в подземной тюрьме. А Курширмат, командующий ферганской армией ислама, выехал из индийского города Пешавера через Памирские горы и Алай в Чуян-тепа забрать ту принцессу. Хочет отвезти ее в Бомбей, где тибетские доктора знают лекарство от проказы. А потом мать принцессы — ференгийка, которой эмир подарил восемнадцать миллионов фунтов стерлингов, когда бежал из бухарского арка,— куда-то пропала, и теперь неизвестно, где она, то ли в России, то ли в стране Ференгистан. А живой бог Ага Хан, если найдут те деньги, хочет продать Курширмату и Ибрагимбеку двести тысяч винтовок и миллион миллионов патронов, а также пушки, снаря­ды, чтобы эмир совершил поход на Бухару и Самарканд и сел на свой престол. И к тому же говорили, что Британия и Франция уже начали войну против Москвы. И что царские генералы со­брали войско в Польше   идти войной на Москву, а эмир бухарский уже написал в своем дворце Кала-и-Фагту большую исламскую фетву с объявлением джихада. И все правоверные мусульмане вынули мечи из ножен и нападут на безбожные колхозы, казнят советских работников, а скот и землю отдадут обратно хозяевам-баям. А всех женщин, которые поддались соблазнительным сло­вам большевиков и, сбросив паранджу и чачван, пошли в ликбе­зы, побьют камнями. Столько вот наговорили у ложа ишана Зухура.

Наконец поток красноречия Ишикоча иссяк, и он замолчал, ис­пуганно выпучив свои черные глаза и открыв беспомощно рот. А чтобы он не оставался без дела, маленький самаркандец по­спешно вытащил тыквенную табакерку и заправил под язык из­рядную щепотку наса. С наслаждением он потянул обильную слю­ну и простодушно заглянул в глаза Микаилу-ага и Мирза Джалалу: «Ну, я все сказал, а теперь думайте, что хотите».

Они и думали, переглядываясь.

— Одно скажу,— оживился домулла.— Мы на правильном пу­ти. Хоть... тут все так запутано, что и чертям не разобраться. На­до ее найти и освободить. А потом уж все прочее.

— Значит, она все же существует,— разочаровался Мирза Джалал.— И нам надо ее найти. А вот где?

—  Она, боже правый, здесь! — возликовал маленький самар­кандец. — Сейчас!

Он снова засеменил неслышно по паласу своими мягкими ичигами, и зеленые задники замельтешили в глазах изумленных Микаила-ага и Мирза Джалала.

—  Не   бойся,   красавица, они   тебя не съедят,— приговаривая так, тянул в михманхану красавицу, закутанную    в красно-бор­довую девичью  паранджу.— А  говорить  с  посторонними   мужчи­нами аллах девушке позволяет, если разговор при свидетелях — при таких почтенных, как сам Мирза Джалал Файзов, сам уче­нейший  домулла   Микаил-ага   и   мы — хранитель  сокровищ  недр Бухарского эмирата.

Почему он назвал себя хранителем сокровищ, было неясно. Воз­можно, для важности.

Девушка отчаянно упиралась, но все же маленький самаркан­дец дотащил ее до середины михманханы.

—  Я   боюсь,— послышался   плачущий  голосок  из-под  конской волосяной сетки.

— Тсс! — зашипел на нее Ишикоч.— Садись и отвечай на воп­росы.

Он бережно подтолкнул девушку, и она опустилась на колени перед стоявшим посреди комнаты сандалом. Тут полы паранджи распахнулись,  и   высунулась  тоненькая  ручка.   Неправдоподобно белые пальцы проворно сгребли в горсточку черный с серебристой поволокой изюм и миндаль с блюдечка и исчезли под паранджой. И сейчас же рука выскочила снова, пальцы схватили кусок пух­лой золотистой лепешки и снова исчезли. Послышались громкое чавканье и стон удовлетворения. И пока все в изумлении смотре­ли, белая рука быстро-быстро подбирала изюм, куски лепешки, конфеты, треугольные пирожки, и все это с поразительной быст­ротой исчезло с подноса, стоящего на хантахте — маленьком сто­лике.

— Стыдись, звереныш! — проворчал Ишикоч.— Здесь почтенный Мирза Джалал Файзов. Здесь люди, заслуживающие уважения!

Утонченный, воспитанный Мирза Джалал терпеть не мог гру­бости и грубых людей. Его всегда коробили грубые слова при­вратника. И сейчас он не удержался, чтобы не осадить Ишикоча.

— Самое крикливое из животных — ишак. Поймите, она уми­рает с голоду.

Они давно не видели, чтобы ели с такой откровенной жадно­стью. А девушка ела все подряд, без всякого разбора, и, казалось, могла съесть во много раз больше. Для удобства она даже отки­нула чачван.