Перешагни бездну

—  Они  переехали  нашу  дорогу  в том  месте,  где  мой  хозяин испугался  теленочка... — подзуживал  Ишикоч. — Они наехали  на стадо, напугали теленка, и он отстал от коровы, своей матушкш. Хи, а потом теленочек превратился в албасты, в горного злого дива Гуль-и-Биобони.

Можно говорить сколько угодно колкостей. Не полезет же Мирза Джалал, слишком важный, слишком высокомерный, в спор с забиякой, как на базаре иные делают. Не полезет. Можно поост­рить безнаказанно.

—  Они пересекли  нашу дорогу и нас не заметили. Они про­ехали за четверть часа до нас. Я сам видел всадников вдалеке,— признался вдруг Мирза Джалал. — Аллах снизошел к нам своими милостями. Кумырбек скор на стрельбу. Он нас не видел, а если бы увидел... Проехав Булунгурский мост, они поднялись на обрыв. Они ехали по краю обрыва, но вниз не смотрели. А если и смотрели! В тугаях стоит туман.

—  Надо было сказать раньше! — рассердился домулла.

—  Вы, Микаил-ага, человек войны, а я — человек мира. Ваше дело проявлять храбрость. Наше дело — проявлять слабость. Что бы  вы  сделали?  Кинулись бы  на  них?  А?  Кумырбек быстр  на стрельбу и убийство!

С яростью домулла разворошил суком пылающие ветви и не утерпел, чтобы не съязвить:

—  Ну-с, поклонник чертовщины, вот зачем вам понадобилось сделать из теленочка албасты. Но мы не из пугливых. На рассвете едем в Чуян-тепа. Неспроста появились здесь Кумырбек... и Одно­глазый.   Не   иначе   из-за   нашей   героини. Не оставим же мы ее, несчастную, в беде.

—  Да,   да, — поспешил   согласиться   Мирза   Джалал. — Поти­хоньку, полегоньку, не торопясь, осторожно завтра чуть свет по­едем в Чуян-тепа.  Потихоньку узнаем, что с прокаженными.

—  До Пенджикента  совсем  недалеко,— думал   вслух   домул­ла. — Там гарнизон.

Сторожу Турабджану Рыболову не пришлось спать в ту ночь. С запиской домуллы он отправился в Пенджикент предупредить начальника гарнизона о возвращении банды Кумырбека, давно уже не появлявшейся в долине.

Спалось тревожно. Что-то жгуче кусалось. Домулла, заснувший было с вечера очень крепко, проснулся. В открытую настежь дверь ползли, освещенные палевым светом, космы тумана.

Домулла встал и переступил порог. В лицо пахнуло болотной прелью, сыростью. Комары исчезли. Они не переносили прохлады.

На противоположной стороне дворика, огороженного высокими связками камыша, у фонаря «летучая мышь» сидела булунгурка и веточкой водила по песку.

—  Чего не спите? — удивился домулла.

—  Муж сказал не спать, слушать ночь и горы. Приказал вас разбудить, если что...

—  А что вы делаете?

—  Рамль! — охотно ответила булунгурка и смело поглядела на домуллу. Рамль — это гадание.

Женщина оказалась словоохотливой.

—  Смотри! Копаю ямки в песке. Ряд за рядом. Ямки соединяю ярычкаыи по паре. Все ямки нашли пару. Одна осталась. Неладно получилось.  Ох,   Турабджан... Не попал бы в омут на переправе.

Но она не волновалась ничуть. Она знала, что муж ее опытен и ничего с ним не случится. Она зевнула.

—  Идите спите — я посторожу, — предложил домулла.

Со снеговых гор дул бодрящий ветер, и сон у него пропал.

—  Э, нет. Турабджан сказал:  «Кони у начальников хороши. Как бы Кумырбек не позарился. Сторожи!» Муж у меня строгий. Палка у него крепкая, а бока у меня мягкие...

—  Э, слышу разговор. — Из хижины вышел, кутаясь в халат, Мирза Джалал.            — Слышу, говорят. И вы, Микаил-ага, не спите. И мне что-то не спится. Пойдемте! Коней, что ли, посмотрим.

ВОЛШЕБНЫЙ ДОКТОР

                                                         Смотри!    Этот   мир — вихрь,

                                                         неостанавливающаяся   тень.

                                                                         Омар Хайям

                                                         Как я устал от морей и от гор на пути моем.

                                                          О Хызр, покровитель странников,

                                                          помоги мне своей благосклонностью!

                                                                                      Хафиз

Микаила-ага и Мирза Джалала соединяли узы дружбы еще с 1922 года, с беспокойных времен, когда по Зарафшанской долине бродили остатки басмаческих банд. Тревожно было на дорогах и в кишлаках.

... В ту ночь Мирза Джалалу не хотелось спать. Нет-нет, и до его слуха доносило дробный перестук, точно рассыпали мешок орехов по железному листу. Где-то стреляли — и далеко и вблизи. Ползла ночь, полная тревоги.

Лежа навзничь, ощущая затылком плотность ватного ястука, Мирза Джалал смотрел вверх на балки потолка, на которых тре­петный огонек лампы высвечивал цветной поблекший узор, столь сложный, что никак не удавалось проследить все его хитроспле­тения.