Переселение. Том 1

Солдаты спали. Когда боли в животе утихали, дремал и он, время от времени просыпаясь и поглаживая своих собак, которые ластились к нему и заползали под теплую овчину. Дальше, за повозкой, жевали жвачку телята (их гнали из Граца для него и офицеров), а за лесом звенели бесчисленные цикады.

Доказать, что в Баварию можно пройти путем, который предложил он, а не тем, которым распорядился идти генерал от кавалерии граф Сербеллони, все-таки оставалось его главной заботой. Поэтому, как только боли в животе утихли, он поднял полк раньше обычного, чтобы продолжить форсированный марш к Дунаю.

Спустившись в долины и сады плодородной равнины Верхней Австрии, полк, который теперь лучше кормили и по причине спешки освободили от учений, шел с большой охотой.

Дни протекали в беспрестанном марше растянутой колонной, а ночи — в непробудном сне. В честь проходящих сербов в селах устраивали вечеринки, а богатые помещики давали балы-маскарады. Солдаты повеселели, от их угрюмой молчаливости и следа не осталось, они снова пели, особенно с тех пор, как на их пути стали попадаться городки, где было много хорошего вина. Вернулись в строй даже больные, прежде ехавшие в обозе. Свернув у Кремсминстера к Дунаю, который всем им был так мил, полк снова помчался вперед, как мчался от Срема до Печуя — с криком и гиканьем, сокрушая на своем пути заборы и плетни.

Но и вторая буря быстро улеглась, едва только вошли в изголодавшуюся и обедневшую Баварию.

Вук Исакович снова ехал впереди в сопровождении своего ленивого и толстого денщика Аркадия, известного на весь полк пьянчужку и песельника, и нескольких офицеров, которые, попыхивая трубками, пели, а полк подтягивал и выкрикивал на разные голоса, стараясь побольше растянуть и пониже взять две заключительные ноты: «Э… Эй… Э… Эй…»

Вытаскивая с трудом ноги из вязкого солончака, полк без потерь кое-как дотащился со своими повозками до Ингельштадта на Дунае, где ему предстояло соединиться с частями австрийской армии, формировавшимися на Рейне, и со своими земляками с Военной границы{10}.

На заре полк с юга подошел к городу, расположенному на другой стороне Дуная, и остановился посреди болотистой местности, чтобы отдышаться, прежде чем переправляться через реку и показываться на люди. Но едва рассвело, с противоположного берега зазвучали хриплые голоса, посыпалась неслыханная в здешних местах брань, выражавшая всю полноту братских чувств. Это кричали, размахивали руками только что разбуженные, еще в исподниках, солдаты подполковника Арсения Вуича, который с двумя своими полками уже присоединился к главным силам. Новички тут же почувствовали себя как дома и развеселились.

Пограничники из Приморья, которых вел обер-капитан Иван Хорват, еще не подошли. Ходили слухи, будто они все еще где-то в Нижней Баварии и творят там такое, что чертям тошно.

Две недели солдаты Вука Исаковича стояли лагерем под Ингельштадтом, бок о бок с полками Вуича, которые во многом им уступали. Отдохнув, части двинулись каждая по заранее намеченному для нее маршруту — на Рейн.

Исакович решил пропустить всех вперед и нагнать их на последнем переходе. Истязая солдат, раздраженных и тем, что они идут позади, и бесконечными переправами через реку, он готовил их к тому, что им предстояло, — к сече и резне. Построившись в каре, роты полка стреляли и наступали, будто завороженные его криками, и с каждым разом все увереннее, все ожесточеннее и все яростней. За два дня до ухода он попросил у соседей по лагерю кавалерию и бросил ее с обнаженными саблями на свой полк. Земля тряслась от топота копыт бешеных коней. А он с дубиной в руке скакал туда, где возникало замешательство и солдаты готовы были отступить.

Наконец двинулся в путь и он, гордо пройдя через город — без единого больного и без единой неисправной повозки. Покинув Баварию, которая считалась неприятельской страной, он вошел в цветущие сады и полные аромата леса и горы Вюртемберга; здесь он хотел найти удобное место, чтобы оставить до зимы шкуры, тулупы и одеяла, которые полк тащил с собой от самого дома. Весна уже была в разгаре, на пороге было теплое лето.

Переночевав прямо на траве, уже не слишком росистой, хотя по утрам над расцветшими лугами и поднимались еще весенние туманы, полк шагал без передышки целыми днями, обедал на площадях небольших горных городков, а ужинал где-нибудь совсем далеко, в суровом высокогорном селе: вечером солдаты, несмотря на усталость, плясали при свете месяца. Акации издавали пряный запах, а жуки жужжали всю ночь.

Исакович, вконец измочалив солдат, дал им перед смертью немного воли. Постовые по ночам не были уже так строги, и если на заре какого-нибудь солдата не было на месте, то он отделывался всего лишь несколькими палочными ударами.

И только когда крестьяне стали приносить мертвецки пьяными даже ветеранов, когда однажды ночью исчез его слуга Аркадий и отыскался лишь на третий день без штанов, с множеством напяленных на него юбок, Вук Исакович принял новое решение: днем полк спал, а ночью, при полной луне, шел вперед.