О своих домашних делах они старались не говорить - и тому и другому это было больно; когда в компании малознакомых людей Степанова начинали выспрашивать, где Надя, отчего не пришла, чем сейчас занимается, Писарев, глядя на друга, испытывал острое чувство тоски, даже под ложечкой холодело. И он всегда горделиво поражался выдержке друга: тот отвечал рассеянно, улыбался при этом, умело уходил от слишком уж назойливых вопросов, ловко переводил разговор на другие темы, захватывая при этом инициативу; только Писарев замечал, как потом менялось его лицо: он старился, делались заметными сеточки морщин под глазами, на висках проявлялась нездоровая желтизна, и весь он делался как фотопортрет, выполненный на крупнозернистой пленке.
...Первым человеком, кого Писарев увидал в "Арагви", был Назаров.
- Банкет у Арины здесь будет, - пояснил он, - в семь часов. Проверяю готовность... Ну, у вас все в порядке? Можно поздравить?
- Завтра, видимо.
- Ну-ну... От всего сердца... Я дал все команды.."
- И вас поздравляю, Станислав Федорович, с молодым кандидатом Ариной Станиславовной.
- Постучите по дереву.
Писарев представил себе, как бы фыркнул Левон, если б услыхал эту фразу большого босса. Как же все стремительно меняется, бог ты мой! Тридцать лет назад человека в узких брюках называли стилягой, а уж того, кто носил пиджак с разрезом, молодые ревнители нравственности могли попросту задержать на улице. А сегодня стоял рядом с Писаревым первый заместитель начальника главка, и брюки у него были узенькие (сейчас, правда, стилягами считают тех, кто носит широкие, расклешенные, в которых раньше ходили ревнители), в пиджаке со шлицей, и галстук на нем был нарядный, яркий, и он не костил Писарева формализмом, а, наоборот, поддержал его идею создания нового зрелища. А что это, кстати, такое - формализм? Разве балет - от начала и до конца - не есть гимн форме? А греческая статуя? Да и вообще разве реализм существует вне формы? Что существует вне формы? Дух? Но ведь и религии ищут для себя соответствующую форму.
...Никого из тех официантов, с которыми Левон, Степанов и Писарев дружили, когда приезжали сюда - с первых своих заработков - пировать вместе с Эдиком, Мишей, Андреем, Эриком, не было уже. Работали все больше женщины, а раньше они всегда садились к Аркаше, армянину, дружочку, который не спрашивал, какой будет заказ; он приносил много зелени; тогда здесь была и кинза, и цицмати, и тархун; потом он угощал их жареным сулугуни и горячим лобио, а заключал пиршество куриной чихиртмой, господи, когда ж это было?!
...Толстая малоподвижная официантка на их вопросы о тех блюдах, которые они всегда брали, отвечала односложным "нет"; было ей откровенно скучно; она ждала вечера, когда придут компании и закажут ветчину, водочку, колбаску, сыр, коньяк, икру, все будет как полагается, а эти базлают про какие-то потроха где они их видели, эти потроха? Гребешки? Еще чего захотели, поди выполни план с этими гребешками, сразу в трубу вылетишь.
Писарев заметил, как Степанов набычился; положил руку на его колено, обезоруживающе улыбнулся официантке:
- Девушка, вы не сердитесь, мы бутылку тоже закажем и порцию икры возьмем... Только у моего друга мать - грузинка, он сам приезжий, поблагодарит от души, главное, чтоб зелень принесли, кавказцы без нее не люди...
Официантка подобрела, заказ приняла, "отколыхала" на кухню, а Степанов, посмотрев ей вслед с горестным недоумением, сказал:
- Саня, запомни: лишь двумя инструментами природа одарила истинных литераторов - впечатлительностью и вдохновением... Нет, правда, когда меня обидят, я писать начинаю как одержимый... И еще одно я высчитал про нас, пишущих и созидающих... Никто так легко не истолковывает в плохом свете любой поступок окружающих, никто так подозрительно не относится к обычным событиям, никто так не подозрителен и не впадает так легко в ярость или уныние, как люди, одаренные даром творить... Скажи нет?
- Скажу да.
- Серьезно, я сейчас ехал и думал все время: ну почему возник этот самый. Удалов? Он же дуб! Почему я согласился, чтобы именно он ставил мой фильм? Я всех знакомых перебрал в уме: кто-то ведь рекомендовал его мне? Значит, интрига?! Хотят подставить под удар?!! Раздолбать в газете?! Критика повлияет на моих издателей, они начнут страховаться, высчитывать, что это может значить, начнут мурыжить рукописи, не включать в план публикаций; заговор, караул! Я хоть и провожу сам с собою психотерапию, но помогает далеко не всегда.