принимает душ, находит в шкафу удобные вещи. Оценивая свой внешний вид в зеркале, здраво признает, что лучше в таком
состоянии нигде не появляться, но голод выгоняет ее на улицу. Дома ни крошки. Ни чая, ни кофе, ни какого-нибудь засохшего
печенья.
Рада выходит из подъезда, радуясь, что надела ботинки на ребристой подошве. На улице очень скользко и еще темно. С
растрепанных облаков сыпется снег. Звенящий мороз хватает за щеки, как будто приветствует. Они ведь с Герой не сидели
дома, всегда куда-то ходили, ездили, но сейчас она выходит одна с чувством, словно ее выпустили из заточения. Так
непривычно одной. И неуютно.
Медленно она идет по тротуарной дорожке, иногда скользя, иногда взмахивая рукой в попытке ухватиться за пустое
пространство и удержать равновесие. В круглосуточном магазине долго выбирает, что купить. Ничего не хочется. В конце
концов, берет манную крупу и молоко, яблоки, булочки, растворимый кофе. Потом она составит список продуктов и купит что-
нибудь нормальное, съестное. Потом...
Не домой Рада идет, снова выйдя на улицу, а направляется в противоположную сторону. Не думая, без цели, она идет...
Навстречу попадаются люди. Они текут толпой по тротуару, выливаются семьями из подъездов. Спешат. Тянутся одинокими
столбиками к транспортным остановкам, стуча каблуками по мерзлой брусчатке. А она идет и пробует новое для себя
ощущение, когда никто не дышит в затылок. Не подгоняет, не сбивает дыхание. А люди спешат...
Дома варит манку, она получается, как обычно, дрянная. Но Дружинина ест ее вместе с комочками, плачет, и, кажется, ей
становится немного легче.
После полудня начинаются звонки. Сначала Наташка Кузнецова требует встречу, но Рада отказывается, сославшись на
мнимые дела. Разговаривать и делать вид, что все прекрасно, просто нет никаких сил. Затем звонят из какой-то организации,
куда когда-то давно она отправляла резюме. Столько времени прошло, откуда они только его откопали. Дружинина говорит,
что они ошиблись, и работа ей сейчас не нужна.
Затем звонит мать.
— Да, мама, — отвечает Рада. Тон получается резким.
— Ты дома? — интересуется Лариса Григорьевна, сама не представляя, что тем самым загоняет дочь в тупик.
Дома? А где теперь ее дом? В этой бездушной квартире или в том месте, наполненном красочными воспоминаниями, но в
котором ей со вчерашнего дня стало так трудно дышать?
— Дома, — отвечает Рада и тут же понимает, что совершила большую ошибку.
— Ушла от своего любезного?
— С чего ты взяла?
— Ни с чего. Просто рано или поздно это все равно произойдет. Наиграетесь и разойдетесь. Что ты тогда будешь делать? Ко
мне придешь плакаться?
— Нет, мама, к тебе я точно не приду. Упаси меня боже.
— Я всегда хотела для тебя самого лучшего и не понимаю, почему вдруг стала для тебя врагом.
— И я не понимаю. Но если ты действительно хочешь для меня самого лучшего, то, сделай милость, не вмешивайся в мою
жизнь! Просто оставь меня в покое! У меня все в порядке! Я просто заехала на квартиру проверить, не затопила ли я
соседей, и заплатить по счетам! У меня все в порядке! — выкрикивает она и бросает трубку.
Хочется выключить телефон. Выключить! Отключиться от всего и потерять связь со всем гребаным миром!
Раньше бы Дружинина так и сделала, не задумываясь. Но не сейчас. Вдруг Гергердт позвонит.
Следующая ночь становится сущим кошмаром. Мучает бессонница, от которой не помогают ни снотворное, ни скучная книга.
Рада мечется по квартире, безумствует, отчаянно ища, за что бы зацепиться, дабы найти утерянный душевный покой. Сама
не понимает, что ищет, но слоняется из комнаты в комнату, переходит из ванной на кухню. Даже шарит в шкафах, но ничего
такого не находит.
С утра снова ест ненавистную манку и злится. Она яростно злится и бушует, потому что снова все потеряла. Потому что ее
мир снова рухнул. У нее опять отняли счастье. И опять те же самые ублюдки, которых, к слову, уже нет на этом свете.
Бесится Рада из-за собственного бессилия. Что не умеет владеть собой, чтобы просто махнуть рукой и забыть все как
страшный сон. Злится на Геру, что вмешался в это дело, что рассказал ей все. А если бы с ним что-нибудь случилось? Она
этого не переживет!
Да, можно закрыться от всего мира, но от своих чувств не спрячешься, Гергердт снова запер ее внутри себя. Он отправил
ее с водителем. Вернул туда, где взял, словно игрушку. Теперь даже поговорить не с кем. О причине их разлада она никому
не сможет рассказать. Об этом не расскажешь и не пожалуешься.
Снова одна! Совершенно одна! Как в тот раз. Но тогда ей было все равно что с ней будет, тогда хотелось заснуть и не
проснуться, а теперь боялась спать, потому что могла пропустить звонок или сообщение от Геры.
Дойдя до какого-то эмоционального пика, она хватает сотовый и пишет:
На одном сообщении Дружинина не останавливается. Что она ему только не пишет, каких гадостей. Такого себе никогда в