Перерождение феникса: Чужой изгнанник (СИ)

-…библиотека, спортивный зал и классы располагаются на первом, спальня мальчиков — на втором, в западном корпусе, у девочек — на втором, в восточном…

Безымянный так и не понял, что значат обозначения первый и второй, и лишь спустя минуту догадался, что это этажи. Разум настолько был затуманен этим сонным голосом, что было намного веселее продолжать рассматривать рисунки. Так, спустя весь инструктаж, парень рассмотрел с помощью бокового зрения слона с хоботом-насосом, разноцветного попугая, — художник настолько переборщил с красками для своего величайшего творения, что даже край глаза заболел от такой пестроты, — странное коричневое чучело. Наверное, это была обезьяна.

Единственное, что действительно запало в душу — переливающийся павлин. Он был нарисован так искусно, что казалось, он действительно настоящий. В золотом хвосте словно блестел чистый лазурит, а вокруг него — кружева из изумрудных слёз. Хвост был как будто соткан из шёлковых нитей. В центре сверкающего шара хвоста находился и сам павлин — гордо и надменно смотря на зрителя. Его чёрные глаза-бусинки показывали, как низко стоял смотрящий человек по сравнению с этой величественной жар-птицей. И на секунду показалось, что вместо хохолка на лбу павлина горело рубиновое пламя, придающее хвосту ещё большую величественность.

Безымянный забыл о всякой безопасности и перевёл взгляд на это чудо. И чем дольше он всматривался в павлина, тем больше мелких деталей он подмечал. Так выяснилось, что кружева на хвосте напоминают форму черепа, а хохолок — это третий глаз, где виднелся чёрный узкий зрачок хищной кошки. Само тело павлина взяло основу человеческой кости. И стало более жутко. Получается, что настоящая красота была сложена из уродливых очертаний, из которых просто нельзя было так искусно проявить это волшебство! Все эти детали символизировали смерть. «Вот тебе и обычный конкурс рисунков с животными», — присвистнул парень.

— …это всё, что ты должен знать, — закончила свою пламенную речь старуха, которая претенциозно смотрела куда-то сквозь стену, так ни разу не взглянув на подопечного. — Вопросы?

— Нет! — автоматически выдохнул безымянный, едва не вздрогнув — он напрочь забыл о том, что должен был слушать эту женщину.

— Тогда можешь возвращаться к себе в спальню. И учти — я не терплю, когда уроки прогуливают!

И только сейчас до безымянного дошло, что он прослушал всю важную информацию. Уроки, кружки, расписание времени, с кем можно говорить, а с кем нет — всё это было упущено в бездну памяти. Руки сами начали дрожать, а земля испаряться под ногами. Он не знал, что делать! Вообще!

Послышался чей-то смех. Парень круто развернулся, пытаясь вычислить, кто за ним подглядывает. Из-за угла высунулась голова с золотистой гривой.

— Не, ну ты бы видел своё лицо! — заливаясь в хохоте, пропыхтел Вадим. — А я видел! Ты прямо вот-вот инфаркт схватишь!

— Ты должен быть на обеде! — закричал безымянный, обиженный на весь белый свет за то, что так опозорился перед единственным человеком, с которым пытался найти общий язык.

— Я терпеть не могу ту дрянь, что дают на обед! — улыбнулся блондин, пытаясь наконец остановить свой смех, что с трудом получалось. — Поэтому дал разрешение одному толстяку из младшей группы тайком брать мои порции. Мне достаточно и хлеба с водой. Вот весь мой обед. Но из учителей об этом никто не знает. Всем хорошо. А я и не отходил от тебя никуда. Я рядом стоял. Но боюсь, что эта стерва меня вычислила!

Вадя подошёл к картине, которую так страстно рассматривал безымянный во время экскурсии, и сделал вид, что тоже заинтересовался.

— Да, неудивительно, что ты ею так увлёкся, — как бы между прочим сказал старшеклассник. — Художницу почитают за её талант все. Но красота — страшная сила. Она же и тебе навредила.

— Я немного увлёкся, — кивнул парень. — И теперь не знаю, что делать…

— Я здесь уже десять лет, знаю абсолютно всё, — гордо поднял голову Вадя. — Я расскажу тебе намного лучше! По пути я поведу тебя к кое-кому, чтобы представить.

И так безымянный узнал из живописных рассказов Вадима то, что ему рассказала директриса своим нудным голосом. И о том, что старуху на самом деле зовут Анна Ивановна, и о расположении комнат, и о переходе в восточный корпус, где жили представительницы женского пола, и о традициях приюта, и об уроках. Оказалось, что обучение безымянного начинается уже завтра. Старших настолько мало, что все они обучаются вместе в одном кабинете, что нельзя было сказать о младших группах, где малышей разделили на девочек и мальчиков. И классы пересекались с собой только на соревнованиях. Старшие приходили и смотрели на забавы и слёзы детей, которые проигрывали. Им это нравилось.

Парни пересекли небольшой коридор, служащий переходом из западного корпуса в восточный, что уже не понравилось безымянному. Тут и пахло-то по-другому — ароматом цветов. Но Вадим продолжал свой монолог о традициях, и мальчику просто не хотелось его перебивать. Осталось просто ждать.