Опешившая от захлестнувших эмоций, Сима забыла обо всем на свете — остались лишь ЕГО губы, ЕГО дыхание. Только ОН!
Кощей прервал поцелуй и чуть отстранился, заглядывая изумрудные глаза женщины.
— Нежная моя, милая, красивая… — прошептал он, мягко проведя кончиками пальцев по нежному лицу Симы. — Такая отзывчивая…
— Я… — охрипшим голосом отозвалась она, не в силах оторваться от черных глаз Кощея.
Кощея… Кощея? Кощея!!
— Ах ты, ирод! Да как ты посмел?! — пришла в себя женщина, с силой отталкивая его от себя. — Да что ты себе позволяешь?! Я тебя… да я… я тебе… я… А-а-а-а!!! — закричала она, резко разворачиваясь и пулей выскакивая за дверь, с грохотом закрывая за ее собой.
На что мужчина лишь довольно засмеялся, ведь Сима ОТВЕТИЛА на поцелуй.
Дня три Серафима ходила, словно воды в рот набрав — мысли путались, сердечко, словно птичка в клетке, металось из стороны в сторону, не зная, как реагировать на последние действия Кощея.
Поцеловал! Этот дрыщ сухой… Хотя какой из него теперь дрыщ — вон, какие габариты приобрел за то время, пока она с подругой к Яге ходили.
Кощей стал выше, мощнее, сильнее и, чего уж там лукавить, намного привлекательнее. А как он ее поцеловал!..
За все те года, что Сима прожила на свете, ее еще ни разу ТАК не целовали! Настолько ласковыми и нежными были его губы. Он целовал без напора, а скорее спрашивая разрешения, словно пытался впитать в себя женщину, почувствовать ее состояние… Ласково, головокружительно… Симе до сих пор казалось, что она чувствует вкус того поцелуя — нотки цитрусовых и чего-то сладковатого…
Упоительные ощущения…
А их внезапное столкновение? Именно тогда Серафима ощутила те налитые тяжестью мускулы, стальные мышцы, что проступали даже через одежду… Женщина помнила, как было приятно прикоснуться к Кощею — словно к твердой непробиваемой стене, но при этом теплой и приятной (очень приятной) на ощупь.
Поцелуй хозяина замка все перевернул с ног на голову в душе предприимчивой Серафимы, пропал аппетит, голова постоянно забита мыслями о невероятном мужчине, очень часто запирающемся в своей спальне… Нелюдимый, непреклонный, невозможный…
Васька все время как-то пытался «задеть» Симу, спровоцировать, но женщина не обращала на этого лохматого вредителя особого внимания — он для не сейчас не более, чем надоедливое насекомое… Ага, только размером с немаленькую собаку!
Любаша тоже допытывалась, что же случилось, но Сима не желала рассказывать о том, что произошло в покоях Кощея — это никого не касается, кроме нее самой и Бессмертного гада.
Казалось, что женщина мыслями находится где-то далеко, витая в облаках и иногда заливаясь румянцем на щеках, глаза подозрительно блестели, а иногда взгляд становился потухшим, а на губах появлялась печальная улыбка.
Дни, точно в калейдоскопе сменяли один — другой. Любаша, все ж-таки, отстала с расспросами и занималась своими привычными делами, Наська и вовсе с опаской поглядывала на Симу, опасаясь даже подходить, Васька, поняв, что не добьется от женщины какой-либо реакции, расслабился и начал наслаждаться жизнью, все время повторяя, что из-за необычайно молчаливой Серафимы жизнь в замке стала намного спокойнее…
«Ну-ну, коврик ты мохнатый, как только разберусь с тем, что творится в моей душе, сразу же тебе «веселенькую» жизнь устрою!» — думала она, занимаясь своими привычными делами.
После того поцелуя и столкновения, Кощей более не призывал ее к себе — еду в покои все время относила либо Наська, либо чернавка, но только не она. Да и, если честно, Сима не знала, как вести себя при встрече с ним, что говорить…
Из ступора женщину вывела Любаша, вошедшая на кухню с небольшой корзинкой фруктов. Ошарашенный взгляд, румянец на щеках, мечтательная улыбка на устах.
— Любань, — не выдержала Симка, обращаясь к подруге. — Ты чего это?
— Ась? — не поняла кухарка, ставя на стол корзинку.
— Я спрашиваю, что с тобой в саду такого приключилась — ты такая загадочная, прям?
— Сим, вот, не поверишь, но, кажись, я Горыныча сковородой отдубасила.
— Чего? — выпучила глаза подруга.
Василий же, довольно нежившийся на подоконнике, резко подпрыгнул и весь ощетинился — глаза дикие, шерсть дыбом, мордочка оскаленная. Жутковатое зрелище.
— Ворюга трехглавый! Змей проклятый! — шипел Васька. — Он вечно девушек ворует! Ты, Любашшшша, почччччему не сссказала, чччто видела ззззмея?
— А зачем тебе? — пожала плечами она, вынимая из корзины фрукты и раскладывая их на столе.
— Как зачччем? Как это заччччем?! — взъярился кот, спрыгивая с подоконника. Как он под ним только не развалился — немаленький ведь. — Я бы показал этому Гаду Змеевичу, где раки зимуют!
— Красивый он, — мечтательно улыбнулась кухарка. — Аж сердечко замерло, когда увидела.
— Подожди… Горыныч красивый? — удивился кот, тут же перестав шипеть и вздыбливать шерсть. — Этот трехголовый ящер-переросток…
— Я бы сказала, мутант, — поправила кота Сима, офигевая от слов подруги.
— Точно! — поддакнул Васька. (Ну просто поразительное единение мыслей!) — Ящер-переросток-мутант! Как он может показаться тебе красивым? А я? Как же я? Я ведь краше него!